СССР™ - Шамиль Идиатуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть вина.
– Боже, какая? Ты с этим Эдиком жила, что ли?
– Я его видела три раза, издали. Ленка знаешь какая ревнивая. Да он мне и не сдался, я тогда, помнишь, совсем мужичками не интересовалась.
– Помню уж. А в чем вина тогда?
– Я утаила от мужа правду.
– Ох. Было бы что. Ты ему все, что ли, про себя рассказываешь?
– Да.
– Ну и дурочка. Думаешь, он тебе про себя все говорит?
– Да.
– Qız-bala sin inde, balaqaem.[12]Невозможно рассказывать все о себе. Да и смысла в этом нет. У каждого должен быть хоть какой-то секрет, пусть небольшой, – но выворачиваться наизнанку, Эль, ну не бывает такого. Думаешь, я отцу обо всем говорила? И он мне наверняка не все. И ничего, жили, ссорились...
– Помню уж.
– Но ведь мирились всегда. Вот и вы помиритесь. Ты немного подожди, Гали парень правильный, даже слишком правильный. Но тебя-то он любит. Или не любит уже?
– Да какая разница – любит, не любит, к сердцу прижмет...
– Ничего себе. Ты его любишь?
– Мы в разводе.
– Вот придумала ерунду какую.
– Это не ерунда.
– Ерунда. Слово не воробей, но и не слон ведь, это только слово. Всегда можно отозвать, извиниться. Даже официальный брак когда расторгают, потом сойтись можно. Второй раз расписываются – и все, живут снова. А у вас неофициальный.
– У нас перед Богом. Был.
– Элька. Элька, не реви! Ну сколько можно. Ну что ты за дура такая, meskenem minem. Alia nälsäkä täkäy, ni eşläp yörägebezne özgeliseñ?[13]
– Äniem, tintäklek öçen ğafu it, zinhar, ardım bit, sin dä cylama, sin köçle xatın bit…[14]
– Min köçle – iñ köldergeç mäzäk. Yarar alaysa, tora-bara tınıçlandım. Tatarça yılarğa ansatraq bulaçaq, şulay meni, qızım?[15]
– Moñ ul tärcemä itep bulmıy.[16]
– Küñel da şulay[17]. Рожать-то как будешь?
– Как говорили в каком-то фильме, нового способа вроде не придумали.
– Я имею в виду, здесь не очень хотелось бы. У Парфентьевых в прошлом году племянница рожала, сепсис пошел, краснуха, еле выжил. А у Величко вообще...
– Мам, хватит. Решим.
– Так. И про воспитывать где – тоже решим? Садик, школа – сама потянешь?
– Да.
– Ну и хорошо, у нас город небольшой, зато все знакомы, воздух чистый...
– Мам, нечистый здесь воздух.
– Это ты забыла, какой он был, пока техспирт не закрыли.
– Очень плохой воздух.
– А где хороший? В Москве, что ли?
– В Союзе.
– Так езжай туда. Эль, погоди, я не издеваюсь. На самом деле, кто тебе мешает там жить? Хочешь отдельно от Галика – ради бога. Воздух ведь там хороший, врачи, ты говоришь, уже собрались, классные, всех, говоришь, знаешь, и все тебя знают...
– Там работать надо.
– Ты работать не сможешь?
– Сколько? Приехать, чтобы два месяца отбарабанить и потом полтора года дармоедствовать?
– И что ты предлагаешь?
– Я ничего не предлагаю. Я думаю.
– Там бы думала. Tuqta.[18]Я тебя не гоню, я страшно рада, что ты приехала, – я тут одна с тоски вою, вечерами особенно, с тобой легче будет, когда в себя придешь. Но если тебе там лучше, неужели нет вариантов там закрепиться? Честных то есть? Ты до сих пор в Союзе вашем кто была? Жена начальника или самостоятельная рабочая единица?
– Красиво говоришь. Не знаю. Скорее, первое.
– А что тебе мешает скорее вторым стать?
– Вот.
– Да там и не видно почти ничего. Потом, ты же явно в шахту или на конвейер не полезешь, значит, работа такая, за столом. А за столом можно и на дому сидеть. Преподавать, в конце концов...
– Мам, не дави. Я подумаю.
– И поедешь?
– В ближайшее время – точно нет. Подумать надо обо всем.
– Ну, думай. Индюк вон...
– Звонят.
– Я слышу.
– Мам, звонят. Пожалуйста.
– Могла бы старую мать не гонять. Ладно, иду-иду.
– Меня нет.
– Помню уж, не совсем дура еще. Алло. Да. А Эли нету. Передать? Не знаю, получится ли... Что? Еще раз. Секундочку. Эля, возьми трубку.
– Мам.
– Скорее.
– Мам, я же просила.
– Qızım, ответь. Я пока вещи соберу.
На этот раз оставьте хоть советы.
Михаил Лермонтов
Совещание не заладилось заранее. То есть план-отчет, присланный из Союза, был удивительно хорош: краткая версия оказалась в самом деле краткой, просчитанной и убедительной. Видна была рука Камалова. Полный вариант тоже укладывался в рамки здравого смысла – полсотни страниц в распечатке, все по существу и чуть сверху, деньги под такое не даст только фантастический кретин, а некоторые позиции, связанные с логистикой, реализацией «союзников», их внедрением в третью, идущую в промпроизводство модель «кипчака», а также наладка сборочных производств в депрессивных районах Сибири – под крышей «Союза», безусловно, – были неожиданностью, вполне приятной, даже для Рычева. На таком базисе можно и о втором Союзе заикаться – с химико-фармакологическим уклоном, и это только начало. «В Камалове я не ошибся, – в очередной раз подумал он с удовлетворением средней глубины, – умеет пацан собирать толковых ребят и мобилизовать их тоже умеет. А я даже семью мобилизовать не смог». Рычев с притупившимся уже сожалением вернулся к документу.
