Розовая мечта - Людмила Григорьевна Бояджиева

в ресторан измял платье и заявил о своих планах на страстную ночь. К тому же, Лара явно заставляла его неровно дышать.

Вот к ней подскочил юнец из веселившейся компании, что-то прокартавил по-английски и увел в мерцающий круг.

— И я с вами! — Кинулась вдогонку Ирочка, нырнув в грохочущий океан.

Они лихо отплясывали, хотя разглядеть что-либо в мелькающих сполохах было трудно. Я видела задранные над головой руки Ирочки, размахивающие уже сброшенной сеткой, и её обнаженный живот, упруго двигающийся на восточный манер. Рядом с ней выросла высокая фигура юноши и я чуть не вскрикнула от неожиданности — длинные светлые пряди метались у впалых щек, угрюмо и страстно светились исподлобья темные глаза. Юл! Нет… Швед или американец. После двух или трех танцев он вернул наших дам, объяснив, что познакомился с Ларой ещё на лыжне и что она — классная слаломистка.

— Я буду просить о твоем увольнении! — Толя сокрушенно раскачивал головой, закрыв лицо руками. — Нет, нет! Не отговаривайте меня — этой девочке не место в офисе. По ней стриптиз «Ап энд дауна» плачет…

— Тогда берите и Лару. Если бы у неё был такой же обнаженный животик, как у нашей звезды, то я наклеил бы на него стодолларовую купюру. — Сергей обратился к Ире. — Так, кажется, полагается вести себя настоящему мужчине с соблазнительной красоткой в увеселительных заведениях?

— Иногда и больше дают, — согласилась Ира. — Зависит от клиента и категории заведения, конечно.

— Ну, клиенты у нас высшего класса. А значит… — Лара лихо стащила через голову свитер, оставшись в крошечном топе. Это могла быть и комбинашка — кусочек белого трикотажа на тоненьких ленточках. Бюстгальтера она не носила, а грудь, как и положено спортсменке, крепко держалась на развитом торсе. Пританцовывая, Лара двинулась в толпу.

— Да, с дефиницией и сепарацией у неё все нормально. Я просто больше не могу! — Сбросив мне на колени пиджак, Сергей кинулся следом. Он даже не попытался пригласить меня! Конечно, Баташову давно было известно, что я не стану биться в конвульсиях под этот бряцающий рэп, но ведь следовало попытаться настоять, хотя бы для формальности… Или остаться с женой.

— Бросили нас с тобой, Славка… Давай, напьемся. — Предложил Толя, подзывая бармена.

— Я пас. Проводи-ка меня лучше баиньки. Слишком много кислорода и благодатных впечатлений.

Глава 22

Три следующих дня могли бы стать сплошным удовольствием, но превратились в пытку. Помимо действующей мне на нервы неунывающе-спортивной Лары и неумело соблазняющей всех попадающих в её поле зрения самцов дурочки-Ирочки, на нашем горизонте появились новые люди.

Как-то слегка запоздав к завтраку, я увидела за столом солидную благообразную пару из породы европейских пенсионеров-туристов. За выхоленностью и доброжелательностью Марты и Генри Фошеров ощущалась уверенность хорошо обеспеченных людей. Чета швейцарцев бойко общалась на английском языке и всячески старалась подружиться с нашей компанией.

Два дня мы практически не расставались — поездка в горы на фуникулере, катание на санях, плавание в целебном бассейне, экскурсии в близлежащие курортные местечки и на побережье горного озера — превратились в совместные интернациональные мероприятия. Когда вдруг в вечерние тихие часы мы с Сергеем остались без Фошеров, я вздохнула с облегчением и поняла, что все эти дни кипела тайным раздражением. Растянуться в шезлонге на верхней террасе среди невероятной красоты на 360 градусов обозреваемого пейзажа, наслаждаться тишиной и молчанием оказалось настоящим блаженством.

— Фошеры приглашены на банкет в Лааксе. — Я вне себя от тоски. — Рядом со мной рухнул в шезлонг Толя. — Можно слегка «оттянуться». Не помешаю?

Мы недолго наслаждались молчанием. Щебет появившейся Ирочки подействовал на нервы как звук электропилы.

— А вон та вершина как называется, Сергей Алексеевич? Вот бы туда подняться… Ой, смотрите, наши уже тут! — Она разглядела меня, полулежащую в стеганом чехле кресла.

— Ай-я-яй! Надо поаккуратней, Ира. Жена чуть нас не застукала. — Он поймал и слегка пожал мою руку в толстой варежке. — Минус шесть градусов. Полный штиль и стопроцентная прозрачность воздуха.

— Я вижу Бельгию, Голландию, Люксембург, Лапландию, Кремль… — Сонно шептал, щурясь на заходящее солнце, Толя.

— Нет, правда! Обалденная красота — просто как картинка! — Присела на деревянный парапет Ирочка. — Аж башка кругом идет — столько всего на свете! А камни, на которые солнце падает, словно раскалены изнутри, светятся, как угли… Елки зеленые, снег синий-синий, а вон там — лиловый! Вот рассказать кому-то — и не поверят… — Печально вздохнула она.

Я прикрыла глаза от обиды. Мне до жути хотелось, чтобы рядом сидел Юл. У ног, положив русую голову на мои колени. И думали бы о том, что блаженные часы проходят, мучая непостижимой потребностью хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, противопоставить нашу радость и скорбь «реке забвения», уносящей все прекрасное, невероятное, чудесное в бесконечную пустоту небытия.

— А где-то вон на том склоне сейчас носится, как дух гор, наша Лара… Сумасшедшая!.. — Сказал Сергей, не стараясь даже скрыть грусти и озабоченности. Еще, как мне показалось, — восхищения.

— Нет, нет, ребятки, Ирочка права, — мы — дети городских трущоб. Такая махина, такое богатство и великолепие не вмещается в душу, распирает её, что-то от меня требует… Ответственности перед чем-то… Или любви… Встав рядом с Ирой, Толя крутил лысой головой под нелепым капюшоном, пытаясь объять необъятное.

Колоссальный небесный купол, накрывший угасающий, покойный, драгоценно-разнообразный мир. Солнце почти опустилось за снежные хребты, наполняя пространство отблесками расплавленного золота. Лиловые бархатные тени и алеющие в закатных лучах склоны, темная зелень еловых рощ и снежные, ледяным блеском лоснящиеся завалы — все требовало от нас какого-то ответа, участия… Но чем, чем ответить этой величественной и трогательной красоте?! Не аплодировать же, как солистке, взявшей невозможно-трудную ноту!..

У меня невыразимая прелесть мира всегда вызывала бурную потребность любви. Только она одна могла стать вровень с небесными дарами, преподносимыми нам жизнью. И только любовью, переполняющей душу радостью и благодарностью, дано нам расплачиваться за право существовать на этом свете…

Сергей, кажется, чувствовал нечто похожее. Его прищуренные глаза обшаривали величественную панораму с мрачной решительностью.

— Вот это вот все (он кивком головы обозначил объявшую нас земную юдоль) — это, именно это и есть единственный аргумент «за».

— Ты имеешь в виду преимущества времяпрепровождения в горах над сидением в московской конторе? — Лениво уточнил Толя, почему-то тоже погрустневший.

— Я хотел сказать, что присутствие в этом мире могучей, мучительно-невыразимой красоты свидетельствует о существовании чего-то более сложного и загадочного, чем материалистическая теория эволюции белковых тел. — Скороговоркой, как для бестолковых студентов, отчитался Сергей. Похоже, он не был расположен к беседе. Но