Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра - Александра Алексеевна Василевская

вам, хм, весьма интересны и заставят, гм, задуматься.

— Дай угадаю: «Млечный Путь Разумный»?19 — с хитрой улыбкой уточняет Стив.

— Гм, именно. Для тех, кто не знает, хм, поясню: это, э-э-э, собрание стихотворений, в которых кратко описаны, гм, многие разумные виды Галактики. Там сказано, э-э-э, и об их строении, гм, и об эволюции, и о культуре. Это такая, эм, если хотите, охудожествленная энциклопедия, гм, в стихах. Литер вдохновлялся, э-э-э, бельтальянскими канцонами, и писал, гм, именно в этом стиле. Кстати, хм, стремление описать, э-э-э, как можно больше разумных видов, гм, помогло Литеру, хм, избрать бессмертие. Он, так сказать, опомнился, э-э-э, уже на самом, хм, смертном одре — гм, как и я сам. Для начала, эм, прочту стих об эволе — о виде наших, гм, гостеприимных хозяев.

Ксандер и Найя смущённо краснеют, что заметно даже под перовидками.

Айзел же прочищает горло и декламирует «Стих об Эволе»:

Известный именем куда длиннее,

Снаружи прост наш брат пернатый;

Но форму сможет он сменить скорее,

Будь страхом или гневом он объятый;

Он, хоть и брат двоюродный кошмару,

И так, как он, умеет поглощать,

Не изопьёт живого он нектара,

И без нужды не станет убивать.

Его же самого не разрубить горметом,

Ни молнией, ни кислотою не смутить.

Лишь жгучий первоисточник света,

Лишь пламя эвола заставит отступить.

Телами многими дополнен,

Их личности способен перенять,

Он величайшего спокойствия исполнен,

Умея разное в едином сочетать.

Взращён в холодном и жестоком мире,

Не ищет утешенья он извне.

Науки горизонты простирая шире,

Доволен миром он становится вполне.

Но сиднем не сидит он на земле родной –

К мирам иным его душа стремится.

И им не покоряется порой,

Заставив их во благо измениться.

Как к миру, строг он и к партнёру:

Тому, кто ненадёжен, верность не отдаст.

Не близок он любовному манёвру,

Ни мыслью, ни нутром, ни глазом не предаст.

— И возразить-то нечего, — застенчиво улыбается Ксандер.

— Как точно, — поддерживает Найя. — И о естестве нашем, и о верности…

— Тут ведь и о преобразовании Самобыта сказано, я правильно понял? — интересуется Леод.

— Да, и не только Самобыта, — отвечает Ксандер. — Мы, подобно хокенд’ивенам, оживили множество других миров. О нас просто меньше знают.

— И совершенно незаслуженно, — без тени высокомерия реагирует Стив.

— Собственно, следующий стих, гм, о хокенд’ивене, — объявляет Айзел и продолжает художественное чтение:

О хокенд’ивен! Деянием он благородным

Обрёл иное имя и среди звёзд почёт;

Даруя жизни свет мирам бесплодным,

Он многих мыслей в них творит полёт.

Его же думы, изумительно сложны,

С другими смешаны, но чище не сыскать –

Все четырьмя мозгами рождены,

Что пять сердец не устают питать.

Сложеньем тонок, сколь не наполнял бы чрева;

Не грубой силой мышц спасался

Далёкий предок от чудовищного зева,

Что каждым терраформом проклинался.

Сдружившись с той породой

Бактерий, кой гравитация подвластна,

Стал господином силы новой,

Что к славной мысли подошла прекрасно.

Какой бы мир он ни избрал для жизни,

Чьей книги бы и песни он ни чтил,

Не будет хокенд’ивеном он признан,

Пока древнейшей речи строй не изучил.

Не раз прародина их, гордых,

Из зависти была осквернена.

Но знаний их науки животворных

Ничья слепая ярость не взяла.

Из глубины времён отсчёт ведёт

Цивилизация, для прочих образец,

Та, что сложила Кодекс; принесёт

Где только нужно, он хаосу конец.

Адресат стиха прямо-таки светится от гордости на грани гордыни. И заметно это не только для телепатов.

— Простите моё честолюбие, — наконец подаёт он голос. — Но оно относится и ко всем остальным хокенд’ивенам… ко всем, которые когда-либо жили, и, надеюсь, будут когда-то жить.

— Это не честолюбие, — произносит Тецклай. — Больше, чем твой вид, для Млечного Пути не сделал никто.

— Сделает. Сделаете все вы. Но, соглашусь, вместе со мной! Никуда вы от хокенд’ивенов не денетесь.

— Даже не знаю, — отвечает Айзел. — Эм… даже не знаю, кого, хм, чествовать следующим стихом. Не могу же я, э-э-э, одновременно читать, гм, про всех.

— А я предлагаю тех, кто меня освободил, раз зашёл разговор, — указывая на Райтлета и Сэн, рекомендует Стив.

— Про Райтлета первым, он интереснее, — высказывает своё пожелание Сэн.

— Хорошо, — добродушно отзывается Айзел. — Итак, гм, сартонари…

Трепещет всякий монстр на такой планете,

Кой сартонари хоть едва коснётся;

И даже если он не при гормете,

И с мастерством, и с силой чудище столкнётся:

За парой глаз, что цвет менять готовы,

Как только пожелает господин,

Там мозг такой, что каждый коготь

В то время выпустит, лишь чуть необходим.

Не только коготь, но и клык, дыханье,

Что жертва никогда не различит,

И сердце крепкое, что горячо, как пламя –

Всё лучшего охотника творит.

Но как бы ни был он силён,

На слабого руки он не поднимет,

Подарит мир тому, кто побеждён.

И за оскорбление он примет

Бой с безоружным: шанс на спасенье

У каждой жертвы непременно должен быть –

Такое твёрдое благое убежденье.

Лишь стоит крылья полностью раскрыть,

Как злое то начало верх берёт,

Что в древности любой полёт питало.

Но ясно, что умом сей вид найдёт

Для той энергии путей добра немало.

По всей Галактике кочуя,

В различном деле помощь он окажет –

Зовутся руки те умелыми не всуе;

И бескорыстие своё он тем докажет.

— Всё углядел, — улыбается Райтлет. — Всё как есть. Хотя про крылья, конечно, теперь лично для меня неактуально… но остальное — сущая правда. Всякий сартонари, чем бы ни занимался — охотник. Это у нас в крови.

— А как красиво звучит! — восторгается Сэн. — Как романтично! Надо бы выучить. В самом деле, точно про тебя, Райтлет.

— Теперь — о тц-рики, — объявляет Айзел.

— Он и в эту жопу мира забрался, этот Литер Стилий? Безумец. Лучше уж просто на помойку сходить — и то интереснее.

— И всё же, гм, он видит в вашем мире, э-э-э, надежду на лучшее. Посуди сама.

В том мире, что известен мало,

Зная лишь одно на всех светило,

Живут тц-рики; когда-то занимало

Их большее, чем в этот миг им мило.

От мудрости былой осталось так немного,

Что кажется — то обречённый вид,

Раз выбрал изоляции дорогу.

Ведь их природе замкнутость претит,

Как иерархия, кой более жестокой

И у зверей найти — великий труд.

Ведь предок-зверопод того порока

Не породил; в других условиях цветут

Весёлый нрав и острый ум, стремленье

Поддерживать других; и более всего

Тц-рики преуспели в ран леченьи –

Ладоней их касание целебно,

Поскольку жил их предок средь