Ступени к Храму - Светлана Нергина

– А что спеть? – растерялась я.

– Не знаю. Что-нибудь. Просто спой. Расслабиться.

Я не Волчица, не посланница Духов и не Хранительница Леса. Я просто Иньярра. Просто ведьма. Просто Сказительница.

Раствориться в музыке, дать ей закружить себя в невиданном танце, вдохнуть – и на одном дыхании:

Звезды осколками, полночь близка…

Тихо пришла ко мне волчья тоска

Темная, вязкая, ядом во льду,

Каплей каштана в горчащем меду.

Колкие блики сквозь призрачный свет…

Взять бы сейчас в лесу заячий след,

Вздыбив загривок нестись все вперед,

Ну и пускай след в нору не ведет!

Вздрогнуть, прислушавшись к крику совы –

Мчаться, лететь – птицы нет, увы…

Одиночество колким кольцом

Сделает морду девичьим лицом…

Сесть, подобрав под себя пышный хвост,

Взвыть в леденящие сполохи звезд.

Душу скребущий стихающий вой

Долго стоит над деревней ночной.

Гул голосов, открыванье окон:

Ну что за кворр потревожила сон?

Сколько живу – все дивлюсь на людей:

Вот у кого нет бессонных ночей!

Звезды осколками, сердце в тисках –

Дверь охраняет мне волчья тоска…

Едва ли они меня поняли. Едва ли им ведома волчья тоска, волчья безысходность, волчье одиночество. Но промолчали.

Факел догорел, и мы разошлись по шкурам – спать.

Утром было холодно и сыро. Очень холодно и очень сыро. Если правый бок просто озяб, то левый – тот, на котором лежала, – отмерз к йыру. С огромным трудом распалив новый факел, девчонки стали приводить себя в порядок. Факел чадил, давая не столько света и тепла, сколько едкого дыма. Живо вспомнились подвалы зельеварения.

Там вечно витал спертый дух какой-то абсолютно нестерпимой вони. Ходили даже слухи, что под одним из котлов медленно, но верно разлагается труп. Причем разлагается очень качественно и смердит отменно.

Только вот беда – труп нашел себе пристанище уже лет тридцать назад, а найти его не могут до сих пор. Лично я уверена, что за такое время любой труп уже бы в мумию превратился, но будущие коллеги заверяли, что дым вечно кипящих зелий не дает несчастному благополучно засохнуть, а посему терпеть нам эти благовония до конца учебы, – причем я сама отучилась полвека назад, а воняет, по заверениям студентов, до сих пор.

Я вообще зельеварения не любила: способностей толковых нет – разве что ведьминское чутье. Да и терпения пятьсот раз помешивать дубовой ложкой по часовой стрелке, и столько же – против, мне никогда не хватало, поэтому в графе «зельеварение» у меня стоял вечный «неуд».

Равно как и в графе «предвиденье». Но ни меня, ни преподавателей это ничуть не беспокоило: ведьмы – все, что живут на Древе, – всегда делят способности поровну.

Зельеварение оккупировала Тая, предвидение – Ильянта.

Зато с мечом и боевыми заклятиями я обращаюсь лучше них обеих, вместе взятых. Это не значит, конечно, что Тая, увидев упыря, станет с визгом отмахиваться от него подушкой. Но все-таки когда мы, вместе бродя по Веткам, нанимались изничтожить кого-нибудь зубастого, я всегда предпочитала оставить ее в кустах со словами: «Вот когда эта зараза начнет меня жрать – выскочишь и шибанешь ее чем-нибудь!»

Она никогда не дожидалась, выскакивала в самый неподходящий момент, едва не напарываясь на заклинание или меч. А нежить, совершенно растерянная и не понимающая, кого я, собственно, хочу убивать – ее или Таю (в такие моменты я и сама уже сомневалась), – предпочитала очистить поле боя двух ненормальных ведьм, кинувшись наутек.

Приходилось догонять, внятно объяснять, с кем я все-таки дерусь, и упокаивать. А потом максимально понятно и, что самое сложное, цензурно – ругательств она не выносит – объяснять Тае, что «жрать» и «вызвериться из кустов» – разные вещи!

С трудом согнав с лица отсутствующую улыбку, я встала, умылась ледяной водичкой (то еще удовольствие) и уныло уставилась на свои волосы. Четырехдневный бойкот мылу и воде не пошел им на пользу. Сейчас в этих безнадежно обвисших тусклых патлах только с великим трудом можно было угадать некогда роскошные ведьминские локоны.

Увы-увы, мытье головы холодной водой никогда не входило в список моих вредных привычек, а посему, простояв над ведром минут пять, но так и не убедив себя в необходимости приобщения к здоровому образу жизни, грозящему насморком, простудой и менингитом сразу, я со страдальческой гримасой на лице попросту заплела эту жуть в косу, перетянув кончик кожаным шнурком. «Сойдет – не на выставку!» – обычно говорила в таких случаях моя соседка по комнате.

– Риль, ты завтракать будешь?

– Буду, – со вздохом согласилась я, подходя поближе.

Но когда я увидела, что они едят…

На полу стояло только два блюда: вчерашний жуткий салат и не оцененные мною куски сырого мяса. Ни того, ни другого в рот брать совершенно не хотелось.

Да вот беда – почти во всех общинах примерно такого, как здесь, уровня развития существовал священный обряд разделения хлеба: дескать, отказаться от предложенной пищи – высказать хозяевам неуважение и, более того, сказать, что, возможно, ты пойдешь на них с оружием в руках. Реакция хозяев на таких гостей была соответственной: в лучшем случае – погонят в шею, в худшем – пресловутые две стрелы в грудь. Если повезет. Могут и все шесть понатыкать.

Значит, придется есть и молчать. Магия тонкими струйками плясала между пальцами, но растрачивать ее на дематериализацию салата не хотелось – а то она у меня так во веки веков не восстановится.

Хотя… А если самой разделить с ними трапезу? И приличия соблюдены, и желудок не страдает…

И я с энтузиазмом полезла в карман за припрятанной вчера лепешкой. Девчонки встретили дивную пищу (ну, помялась немножко – вкус-то от этого не меняется!) с умеренной радостью, но отломили по кусочку и съели, оставив меня давиться остатком.

А после завтрака встал вопрос ребром: что мне делать дальше? Волчицы уходили на работы, одиноко сидеть в салзохе мне совсем не хотелось, а обещанный сын Вожака не спешил осчастливить меня своим присутствием.

– Хочешь – пойдем с нами работать, – предложила Роста.

– А он меня тогда найдет? – засомневалась я.

– Конечно! Он знает, где мы работаем.

Занять себя чем-нибудь было просто необходимо, поэтому я не стала возражать:

– Ну пойдем.

Лучше бы я и дальше в салзохе сидела.

Дошли мы спокойно: девчонки шли быстро, но все-таки куда медленнее, чем вчерашний провожатый, поэтому страннице, отмахавший за жизнь не одну тысячу верст, это вообще казалось легкой прогулочкой. К тому же было светло и загреметь в яму или капкан мне не грозило, что здорово добавляло энтузиазма.