Фатальное колесо. Шестое чувство - Виктор Сиголаев

Сейчас-то это очевидно. Не то что… при первой встрече.

Сейчас стало окончательно ясно: Пестров так или иначе связан с Трафаретом – тут ошибки быть не может. Это раз. Похоже, мы все-таки видели Трафарета на «таблетке»: тип в плаще и лакированных штиблетах – это он. И это – два. Лица он нам, правда, не показал. Но это дело наживное. Покажет. И третье: менты из опорника, а там, как мы намедни узнали, у Аниськина есть корешок, так вот эти менты с корешком – по-всякому знакомы с Василием Кравсиловичем. И получше, чем я: помню их задушевный базар за родителей. Может, даже и адресок подкинут, если хорошо попросить!

А? Классно я придумал?

Поэтому… да, надо было Аниськину рассказать про Пестрого раньше. Моя вина – прав напарник. Но ведь поезд-то еще не ушел? Ничего ведь не утеряно безвозвратно?

Ситуация у нас под контролем… я надеюсь.

Поэтому… как там звали Аниськинова дружка? Мотя? Матвей?

– Слышь, Аниськин. Мне кажется, надо бы…

– Не сейчас!

Опять он мне рот затыкает.

Я уже говорил, что просто тащусь от своего нечаянного напарника? От его прекрасных деловых и душевных качеств. А какой он чуткий и деликатный! Дух порой захватывает.

И профи – редко встретишь!

Собран, деловит и… агрессивен – а как же? Мы ведь на «акцию» вышли! Грядет сложнейшая операция по… открыванию мною полустеклянной двери в здании художественной школы, проникновению внутрь объекта под прицелом, надо думать, десятка крупнокалиберных пулеметов и экстренная легализация моего подозрительного тела в высококультурной среде городской богемы от искусства. Это вообще – на грани возможного! Как же тут не поизображать Джеймса Бонда и не порычать на своего товарища на подходе к этой Фортификации всемирного зла?

А я, между прочим, для этого бездушного человека прогулял третью пару! На которой сейчас в моей родной группе – лабораторная по электротехнике. Опять придется какую-нибудь фантастику придумывать для отмазки…

– Пошел!

– Сам ты… пошел! – огрызнулся я и… открыл вожделенную дверь в оазис графической культуры.

Странно. Почему-то никто не стреляет. Надо же, как легко получилось!

Первый на объекте.

Второй, надо сказать, сейчас пойдет по своим старым связям и присоединится ко мне чуть позже, раздобыв какие-нибудь фиктивные полномочия: или следователем представится, или экспертом-криминалистом – в зависимости от того… где его не пошлют подальше старые друзья-товарищи.

Ну, что у нас тут?

Рисунки на стенах – масло, акварель, гуашь; на ажурных подставках – скульптуры из пластилина: балерина, рыбак, фигурка, похожая на сталевара, судя по длинной палке и характерным очкам на шлеме, красноармеец на лошади, похожей на толстого оленя, матрос с автоматом в тельняшке, аккуратно набранной из пластилиновых полосок. Еще много всего разного…

– Интересуетесь, молодой человек? – вежливая дама в строгом темно-синем платье с белым кружевным воротничком.

Почему для меня так знакомо это прозвучало?

Совсем недавно кто-то задавал мне абсолютно такой же вопрос. Не помню уже кто…

– Да… собственно, я уже все это видел. Так-то, конечно, интересуюсь, но… немного другим.

– Чем же, если не секрет?

– Скорее «кем». Одним преподавателем.

– У нас очень хорошие учителя. Кто вас интересует?

– Видите ли… простите, как вас зовут?

– Ирина Васильевна. Директор школы.

– А я – Виктор Караваев. Очень приятно.

– Взаимно. Слушаю вас, Виктор.

– История такая необычная приключилась, – начал я озвучивать одну из наших домашних заготовочек, – сестра у меня тут училась, двоюродная. Недолго совсем – где-то с месяц и… было это около двух лет назад. Этим летом она уехала поступать в Строгановку, поступила, учится.

– Замечательный вуз. Мои поздравления.

– Да-да, спасибо. У нее сейчас там проект интересный в учебе образовался, я толком не понял, но что-то связанное с вензельной графикой…

Женщина вежливо улыбнулась.

– Курс называется «Вензеля и монограммы».

– Да, точно! Но ее проект – сложнее. Она работает над вариантом изображения вензелей, монограмм… трафаретом.

– Странное увлечение. Впрочем… А что нужно от нашей школы?

– А сестра, когда училась, слышала, как один из ваших преподавателей… по изографии… что-то подобное и рассказывал своим ученикам. Вот только, к сожалению, она не помнит, кто именно. Написала мне, просила заглянуть к вам и навести справки. Скажите, есть такая возможность?

Заметно было, что женщина слегка озадачена. Будь она… заведующей продскладом – банально бы послала меня ко всем чертям, если не подальше. Но тут… «культур-мультур», «прачечная»… со всеми вытекающими.

– Вы говорите: «один из преподавателей»… – это мужчина?

– Да.

– Но у нас нет в штате мужчин!

– А… раньше были?

– Мм… возможно. Навскидку я не помню. Кадровые вопросы у нас решаются в гороно. Это в горисполкоме, на Ленина.

– Да. Я знаю, где горисполком.

Приплыли.

А я с самого начала не верил в эту ерунду с художественной школой. Вариант с непосредственной разработкой Пестрого выглядит гораздо предпочтительней.

– Хотя… вы знаете, кажется, я поняла, о ком речь.

Я насторожился.

– Да-да.

– У нас же много внештатников: профессиональные художники, изографы, декораторы, фотографы. Прочитают по два-три урока по нашей просьбе и возвращаются к своей прежней работе.

– А такое и два года назад было?

– Конечно.

– А… где бы узнать – кто был у вас в то время из мужчин?

Женщина задумалась.

– А вам это очень нужно?

– Вопрос жизни и смерти!

И я не врал.

– Вы можете через два дня заглянуть? У нас есть сотрудница, которая ведет соответствующие журналы, но она сейчас на больничном. Появится – я уточню.

– Сделайте, пожалуйста, одолжение.

– Хорошо.

– С моей сестры – копия ее первой курсовой: вид на Южную бухту с Исторического бульвара. В карандаше. Вам на выставку в вестибюле. Она ведь тоже – ваша ученица!

– Очень хорошее предложение.

– Так мы рассчитываем на вас?

– Да-да, я же сказала.

– Приятно было познакомиться.

– Всего хорошего, Виктор.

– До свидания.

Уф…

Что-то отвык я от галантных манер. Общаешься в последнее время черт знает с кем…