На крестины в Палестины - Алексей Лютый

Во-первых, подержать в руках такое богатство захотелось (а кто от такого бы отказался?). Во-вторых, просто глаза разбежались (большинство и вовсе бы ослепло!). В-третьих, совсем не обязательно было все с собой тащить. В дороге к Иерусалиму золото тоже пригодиться может. Ну и, в-четвертых, надо же было все-таки отобрать именно те драгоценности, которые перемещение во времени выдержат!.. В общем, Сеня поступил, как истинный Рабинович, и добру просто так пропадать не дал. Ваня, правда, был об этом иного мнения. Омоновец просто считал, что Сеня с ума сошел. Но Ваня, не рискнув проверять, станет ли Рабинович в приступе сумасшествия походить на его жену, пересчитывающую омоновскую зарплату, решил оставить Рабиновича в покое. Жомов надеялся, что у друга приступ счетоводства сам собой пройдет, и не ошибся. Правда, для того чтобы Сеня успокоился, потребовался целый день и часть вечера. И лишь тогда приступ золотой лихорадки Рабиновича отпустил.

– Е-мое, на хрена мне все это? – словно проснувшись, поинтересовался он у Жомова, окидывая взглядом на две трети сосчитанные сокровища. – Короче, Ваня, пошли отсюда. Будем уезжать из Антиохии, загрузим на поповскую телегу столько, сколько влезет, и баста. Кстати, как там Попов с Горынычем?

– А я откуда знаю? – пожал плечами омоновец. – Ты же меня целый день из этого сарая не выпускаешь. Стяжатель ты и жлоб. Еврей, одним словом.

– Пожужжи мне еще, простота славянская! – обиделся Рабинович. – Если бы я средствами вас не пытался обеспечить, вы бы уже давным-давно с голоду пухли, как ландскнехты с сарацинами, вместе взятые. И вообще, хватит об этом. Пошли в караван-сарай. Узнаем, не вернулся ли Андрей. Может, нам уже уезжать из города можно?!

Возражений от Жомова не поступило. Однако, в отличие от Сени, надеялся омоновец не на то, что Попов Святое Копье отыскал. Еще днем, перед Андрюшиным уходом, втайне от поборника сухого закона Рабиновича, Ваня попросил криминалиста прошмонать сарацинские дома с целью изъятия алкогольных запасов. Попов, получше омоновца знавший Коран, покрутил пальцем у виска, но спорить с другом не стал. Вот и надеялся Ваня, что отыщет Попов хоть какое-нибудь вино залежалое, лишь бы было чем горло промочить.

Заставив стражников запереть склад с добычей, менты отправились в караван-сарай, надеясь каждый на свое. Однако не успели Ваня с Рабиновичем переступить порог, как наткнулись еще на один сюрприз – заведение до отказа было забито рыцарями. Крестоносцы, и Боэмунд в том числе, сидели едва не друг у друга на ушах, но не это расстроило Рабиновича. Сеня пришел в бешенство от того, что у дальней стены караван-сарая под аккомпанемент Абдуллы, игравшего на зурне, почти в неглиже танцевала Фатима! Напялила свои прозрачные шальвары и сарацинское подобие бюстгальтера и махала животом во все стороны, вызывая этим у рыцарей бурю восторга. А Попов, гад, спокойно сидел в углу и не спеша трескал баранину!

– Что здесь творится? – перекрыв звук зурны и вопли крестоносцев, заорал Рабинович. – А ну, прекратить все немедленно!

Абдулла оборвал мелодию, испуганно переводя взгляд с Рабиновича на своего непосредственного начальника Попова. Тот перестал жевать, удивленно уставившись на Сеню, крестоносцы недовольно заворчали, а Фатима застыла на месте, уперев руки в бока. Рабинович стремительным шагом пересек все банкетное помещение караван-сарая и остановился рядом с танцовщицей.

– Ты что себе позволяешь? – грозно поинтересовался у девицы Сеня. – Немедленно марш в подсобку и приведи себя в нормальный вид.

– Это чем тебе мой вид не нравится? – возмутилась Фатима. – И вообще, чего ты свой длинный нос во все дыры сунуть пытаешься? Во-первых, мы в начале пути договаривались, что я в городах на пути танцами подрабатывать буду. А во-вторых, с чего это какой-то еврей тут всем распоряжается?

Рыцари начали было одобрительно гудеть, но тут же затихли, нарвавшись на грозный взгляд кинолога. Ваня Жомов, в начале Сениной дискуссии с танцовщицей хотевший вступиться за Фатиму, тут же изменил свои намерения. Девица, может быть, и была права в своих убеждениях, но как-никак друга обидела. Ваня наказать девушку по понятным причинам не мог, поэтому отыгрался на крестоносцах.

– Все. Представление окончено. Марш отсюда, – скомандовал он рыцарям и, не дожидаясь, пока те станут самостоятельно выполнять его распоряжение, принялся вышвыривать бедолаг на улицу. Боэмунд вылетел последним. Причем не просто так. Ваня, не помнивший зла, одарил его особой наградой – плотным пинком под мягкое место.

Пока омоновец помогал крестоносцам покидать зрительный зал, Сеня с Фатимой расстреливали друг друга глазами. То ли Рабинович стрелял точнее, то ли танцовщица оказалась умней, но она уступила. Фыркнув, девица круто развернулась и нарочито вызывающей походкой уплыла за занавески. Дескать, нате вам! Можете беситься сколько угодно, а я свою женскую сущность прятать по вашей прихоти не желаю! Сеня понял, что хоть и выиграл в «гляделки», но сломить Фатиму не смог. Поэтому застонал и принялся докапываться до Попова. Благо Андрюша прямо под боком сидел.

– Ты куда смотришь, кабан перекормленный? – завопил Рабинович, обращаясь к криминалисту. – Ладно, Фатима дура, а ты какого хрена позволяешь ей перед этими уродами выплясывать?

– А я ей евнух или она тебе жена? – оторопел от таких претензий Попов. – И вообще, не знаю, где вы с Ваней шлялись, а я делами занимался. Между прочим, за день полгорода обегал, Копье это дурацкое искал, и теперь имею полное право отдохнуть.

– Ну и чего ты нашел, сыщик? – ехидно поинтересовался у криминалиста Сеня.

– Дырку от бублика. А точнее, палку от метлы, – буркнул в ответ Попов и, дождавшись, пока Рабинович с Жомовым начнут от удивления таращить глаза, рассказал крайне занимательную историю.

Андрюша с Горынычем и Абдуллой, прихваченным в качестве поводыря, шатались по городу несколько часов кряду, но не обследовали даже трети Антиохии. Все эти поиски тянулись слишком долго оттого, что Ахтармерзу требовалось настраиваться на восприятие паранормального излучения, а делать это в мешке, который по настоянию Рабиновича использовался в качестве транспортного средства для трехглавого экстрасенса, было затруднительно. Вот и приходилось Попову то и дело останавливаться где-нибудь в укромном местечке и давать Горынычу пяток минут на обследование местности.

Естественно, в такие моменты Андрюша исключительно от безделья начинал пожирать припасы, выданные им в дорогу Фатимой. А поскольку танцовщица, к вящему неудовольствию Попова и с попустительства Рабиновича, устроила на кухне абсолютную диктатуру, то продуктов было выдано крайне мало. После третьей остановки Андрюша сожрал не только свою долю, но и пайки Горыныча с Абдуллой. Попов, естественно, извинился, сославшись на излишнюю задумчивость. Сарацин с птеродактилем его поняли – первый из преданности, а второй все равно одних насекомых жрать предпочитал, но Андрюше от этого легче не стало. Заполнять паузы более было нечем, да и голод, воспользовавшись бесчинствами Фатимы на кухне, стал грызть Попова стальными зубами. Вот Андрей и начал потихоньку злиться, от чего пострадала вся экспедиция, поскольку Попов, едва вытащив Ахтармерза из мешка, тут же пытался запихнуть его обратно.