Пароход Бабелон - Афанасий Исаакович Мамедов

сильным австрийским влиянием, и для примера берут тот же венский штрудель. Под сильным влиянием находится пан Пилсудский. И мы, господа, даже знаем с вами, под чьим именно. Нет, только подумайте, – он безнадежно воздел большие руки кавалериста к низкой люстре, – харьковский медик пишет Безелеру от лица всей Польши… От моего лица! [36]

– Леон, – остановила старуха сына с таким страшным свистом, что горничные уже готовы были кинуться к ней.

– Что за чудо эта женщина, моя матушка. Я бы пропал без нее. – Ротмистр громко рассмеялся. Казалось, он единственный, кто не расслышал свиста из старухиных легких.

Уселись.

Ефимыч – слева от ясновельможного пана, Верховой – справа. Маман заняла позицию для обзора наиболее привлекательную – в дальнем углу стола. Ее серые навыкате глаза следили за каждым. Сейчас более остальных старуху интересовал Кондратенко.

– Ядвига Ольгердовна, мой сын не представил меня, – обратилась она к Кондратенко слишком громко, как то бывает с людьми, плохо слышащими не только других, но и себя. – Такое с ним водится в последнее время. Наш предок участвовал при втором разделе Речи Посполитой…

Не выдержав длительного взгляда холодных глаз Ядвиги Ольгердовны, командир эскадрона набычил шею и зловредно скривил рот.

Даму это не напугало, она ответила эскадронному зеркально отраженной улыбкой, будто так же умела, когда надо, и шашкой рубануть, и жидку дыхание перебить.

Почувствовав возникшее меж ними напряжение, Ефимыч тихонечко попросил эскадронного быть поласковей с «мадам».

– Не могу, – прошептал в ответ эскадронный, заливаясь краской сквозь щетину, – от смущения живот пучит и внутри обрывается все от допущенной несправедливости.

– Господин комиссар, я так разумею, что вид холодной буженины вас уже не должен смущать. Так отведайте, такой на сто верст вокруг не сыщете. Ян подержит блюдо. Ян!.. – однако управляющий блюдо держать не стал, послал взглядом горничную за спину комиссара. – Воспользуйтесь и клюквенным соусом, настоятельно рекомендую. О-у-у, а вот и наши звездочеты!

Ротмистр вышел из-за стола, прошелся рукою, точно горячим утюгом, по стального цвета визитке, обошел маман и направился к вошедшим Родиону Аркадьевичу и Ольге Аркадьевне.

– Документы!.. – пошутил пан Леон не до конца строгим голосом, видимо он хотел сказать все же «приглашение», но вышло вполне в духе времени. – Нет документов? Ну и не надо, у нас сегодня все для народа. – Он с удовольствием потряс руку Родиона Аркадьевича и салонно припал к пахнущим полынью пальчикам напуганной Ольги Аркадьевны.

«Ах, до чего же здорово она умеет играть заученную роль!» – воскликнул про себя комиссар.

– Ваши места супротив господина полковника и комиссара. Будет как в синематографе, обещаю… Agnieszka, Weronika, że stoisz?

Заплясали огни свечей, зазвенело празднично стекло, горькая приятно обожгла еще свободные, еще не забитые изысканными яствами внутренности, и вот уже вскоре наступил тот благостный момент, который имеет удивительное свойство наступать за любыми столами во все времена, пусть и самые лютые, стоит лишь трапезничающим утолить первый голод и взять первую паузу.

Застольная беседа прояснила, что пан Леон был человеком крепким. Многим интересовался. В особенности когда вышел в отставку. В круг его интересов попадали и короли, и каравеллы, и старинные неточные карты, и точные анатомические атласы, и даже последние открытия господина Фрейда в области бессознательного. Интересовало пана Леона и все мистическое, спиритуальное, в особенности если оно было связано с неразрешимыми проблемами пола и пророчествами на ближайшее время.

Желая подвести господина Белоцерковского к теме, касающейся тайных знаний, и прекрасно понимая, что тот вряд ли с ходу начнет розенкрейцерствовать, да еще и при красноармейцах, пан Леон решил начать с легкой мистической истории про шпаги, которую так любил и которая неизменно имела большой успех во всех компаниях. А тут еще молния распорола дно небесное, и разбавленное электричеством чернило стремительно хлынуло в самозваные очертания окон.

Затрещало где-то вдалеке, громыхнуло где-то совсем близко, все переглянулись и почувствовали, что громыхание небесное имеет силу выше человеческой.

Еще один удар!..

Белоцерковский стиснул двумя пальцами масонскую запонку.

Пан ротмистр решил времени даром не терять.

Он пропустил обычное свое вступление о свойстве колдовства и заговоров в прогрессивном XX веке, поскольку функцию вступления уже взяла на себя небесная артиллерия, и сразу начал с того, как некий модный варшавский журналист, приятель старшего брата, купил в антикварном магазине старинные шпаги.

– Вообще-то шпаги были ему ни к чему, фехтованием он, как вы понимаете, не занимался. Но они настолько очаровали его красотой отделки, что он решил купить их, не пожалев заплатить большие деньги. Отдавая шпаги, – пан Леон взглянул на комиссара, – продавец сказал: «Должен вас предупредить, шпаги заколдованные, и тот, кому они достанутся, непременно разведется с женой».

Пан Леон взял паузу в этом месте, и ею, к большому неудовольствию ясновельможного, немедленно воспользовалась Ядвига Ольгердовна:

– Леон, – заметила старуха подчеркнуто сухо и снова слишком громко, – право же, сколько можно, одно и то же, одно и то же?!

Пан Леон отмахнулся очень по-русски, размашисто и слегка зажмурившись. К тому же дождь уже барабанил в стекла. Да и отступать было не в его характере.

– Что за чепуха, – возмутился журналист. – Пан Леон быстро-быстро принялся раскуривать вересковую трубку с длинным изогнутым мундштуком, которую поднес ему Ян. – Неужели в наше время найдется человек, который всерьез поверит этой байке! Однако через полгода он с женой разошелся, а шпаги подарил моему старшему брату, который тоже разошелся с женой через год после получения подарка. Шпаги брат подарил мне. Я повесил их на ковре в кабинете. Вскоре женился и я. Как-то я пригласил гостей на обед и рассказал о роковом влиянии шпаг на семейную жизнь. – Старуха начала отмахиваться от табачного дыма, и Кондратенко, уже намеривавшийся достать кисет с табачком, решил пока повременить с курением. – Мы все дружно посмеялись над суеверием, а кто-то из гостей сказал, что моя семейная жизнь – лучшее доказательство абсурдности этого суеверия. Через некоторое время я заметил, что шпаги из кабинета пропали. У меня была молоденькая горничная, девушка из-под Кракова…

– …Янина, ее звали Янина, – несколько бесцеремонно внесла уточнение старуха, видимо, показавшееся ей важным.

– М-да, – долгий взгляд на пани Ядвигу, – так вот, я спросил Янину, не спрятала ли она шпаги. Она ответила, что, вероятнее всего, их Ян в за́мок отнес или на голубятню, потому что, как только я рассказал историю про шпаги, он снял их со стены, – в этот момент Ян направился к одному из окон с таким видом, будто все это его не касается, и повернулся горбом ко всем, проверяя состояние щеколд. – Я полез на яновскую голубятню, –