Куда ведет сердце - Стефани Лоуренс

Мужчины неожиданно помрачнели.

– Значит, вы думаете, что он не отказался от своего намерения? – спросил Стоукс. – Я полагал, что он сдастся после того, как мы разгромили школу.

Барнаби кивнул:

– Я придерживался того же мнения. Но, как мудро рассудила Гризельда, он, видимо, не отказался от своих планов, иначе отпустил бы мальчиков. А многие ист-эндцы так жаждут получить награду, что непременно привели бы их к нам. Он отпустил бы их, если бы в них не было надобности. Они не представляют для него угрозы и совершенно не нужны, если только он не собирается обчистить дома. Но они непременно понадобятся, если…

Сверкая глазами, он поднял кружку, словно желая произнести тост:

– Игра продолжается.

Стоукс подался вперед.

– Но мы не знаем, какие дома входят в его план.

– План разработал не Смайт. Поэтому Смайт не знает, где, когда и зачем. Все исходит от Алерта. Как мы знаем, Алерт – джентльмен. А за Смайтом стоит многолетний опыт.

Пенелопа вскинула брови, не понимая, что может означать этот факт.

– Я задумался над тем, что сказал Гримсби, – продолжал Барнаби. – Смайту потребовалось восемь мальчиков, чтобы за одну ночь обокрасть несколько домов. Согласись, Бэзил, это не обычные методы действия для взломщика. План придумал Алерт. Но почему? Почему все нужно сделать за одну ночь?

Стоукс задумчиво уставился на друга.

– Скорее всего Гримсби был прав, – заявил он. – Ограбить несколько домов – и лечь на дно. Идея блестящая. Когда полиция спохватится, будет уже поздно. Мы не только упустим время, но так и не узнаем, кто все это провернул.

– Да, и это дает нам возможность прийти к следующим выводам, – подхватил Барнаби. – Поправь, если я ошибаюсь, но полиция всполошится, только если дома ограбят в Мейфэре. Значит, наши подозрения подтверждаются. Алерт понимает: только об ограблениях, пусть даже об одном, узнают, поднимется такой шум, что больше ни один взломщик не сунется в Мейфэр. Поэтому он и настаивает, чтобы все дома были ограблены за одну ночь.

– Черт! – ошеломленно пробормотал Стоукс.

– Именно, – кивнул Барнаби. – И кажется, я понял, у Алерта есть еще один довод, почему все ограбления нужно совершить в одну ночь. Очевидно, вещи, которые предстоит украсть, поистине бесценны.

– В таком случае, может, стоит предупредить хозяев? Узнать, в каком доме хранятся вещи огромной стоимости, но настолько легкие, что мальчишка может их унести?

Барнаби перевел взгляд на окно и хмурое осеннее небо за ним.

– Отвечаю: парламентская сессия закрылась в четверг. Сегодня – суббота. Слишком поздно поднимать тревогу: большинство светских семейств уже покинуло столицу. Кроме того, в свете нынешней политической ситуации вряд ли будет мудро, если в обществе станет известно, что полиция не смогла защитить богатые особняки от единственного взломщика.

Стоукс состроил ужасную гримасу и отвернулся.

– А определить особенно ценные вещи тоже невозможно – вставила Пенелопа. – Каждый дом в Мейфэре буквально набит ими. Я знаю, это кажется абсурдным, но в основном подобные безделушки накапливались в наших семьях на протяжении многих поколений. Для нас это просто ваза двоюродной бабушки Мэри, которую она получила от парижского поклонника. Что-то в этом роде. Ваза может быть бесценным лиможским изделием. Но вовсе не поэтому стоит на угловом столике. Это просто память о бабушке. И мы совершенно не думаем о том, сколько она может стоить.

– Пенелопа права, – согласился Барнаби. – Определить эти дома невозможно. Даже если мы догадаемся, за какими вещами охотится Алерт, расследование далеко не продвинется.

– Возможно, и нет, – согласился Стоукс, немного поразмыслив. – Но одно ясно: план Алерта подготовлен так, чтобы избежать вмешательства полиции. В таком случае Алерт, кем бы он ни был…

– … знает куда больше о работе столичной полиции, чем полагалось бы обыкновенному джентльмену, – докончил за него Барнаби. – Ты совершенно прав. Мы не можем найти Смайта и определить, какие дома должны подвергнуться ограблению, так что расставить надежные капканы не удастся. Следовательно, остается лишь одна возможность поймать преступников.

– Начать охоту на Алерта, – кивнул Стоукс.

Она твердила себе, что именно раздражение, разочарование и обычное нетерпение, вызванные неудачей расследования, побудили ее искать способ отвлечься. Но если быть честной до конца… она истосковалась по нему.

Поэтому вечером Пенелопа нежилась в большой кровати Барнаби. Он лежал рядом с ней на спине, закинув руку за голову. Мягкий свет канделябра падал на них. Она ощутила его взгляд и улыбнулась с восторгом обладательницы.

Сейчас, пусть и на несколько часов, он принадлежит ей, только ей. И она это знала.

Чуть приподнявшись, она положила руку ему на грудь и медленно повела ладонь вниз, по бугрящимся мускулам, плоскому животу и ямке пупка, а потом еще ниже, к той части его тела, которая трепетно ожидала ее прикосновения.

И это наполнило ее осознанием собственной власти.

И он ждал ее. Ждал, всем своим существом. Хотя они не назначали свидания, но когда вечером она постучалась в дверь его дома, Барнаби встретил ее на пороге. Мостина нигде не было видно. Барнаби проводил ее в свою спальню, запер дверь, и стоило ему шагнуть ближе, как у Пенелопы бешено заколотилось сердце.

Она буквально бросилась в его объятия, безмолвно давая понять всю степень своего голода. И он отвечал с не меньшим пылом. Они, как всегда, боролись за первенство, сначала его, потом ее, и снова его.

Наконец он придавил ее обнаженное тело своим и вонзился в гостеприимное лоно с яростью, оставившей обоих совершенно выжатыми и восхитительно изможденными.

Они свалились на постель, не в силах пошевелиться.

И теперь после того, как затихли последние волны наслаждения, умиротворенная Пенелопа пребывала в состоянии тихой радости, которую до этого дня ей не доводилось испытывать.

И долго гладила его грудь, как всегда, пораженная контрастами. Ее рука была такой крохотной, а его мышцы – такими упругими, массивными… и все же Пенелопа и Барнаби каким-то образом дополняли друг друга. И не только в физическом смысле.

Внешне все выглядело так, словно оба стремятся утолить чувственный голод, и все же на самом деле их терзали куда более мощные и сильные потребности. По крайней мере так считала Пенелопа.

И она начинала верить, что он тоже так думает.

Обоюдное стремление обладать, защищать и заботиться – вот что отныне лежало между ними. И свидетельства их духовной связи с каждым днем становились все определеннее.

После того как они провели три дня в вынужденной разлуке, сама мысль о том, что эта связь оборвется, что она может потерять его… была ей невыносима. Пенелопа день и ночь думала только о том, как сделать, чтобы эта связь крепла и продолжалась вечно.