Грешная женщина - Анатолий Афанасьев

— Она у тебя ничего, аппетитная крольчиха. Мальчики будут довольны!

Серго спросил заторможенно:

— Вы кто же такие, ребята?

— Про Креста слыхал? Он тебе кланяется, дяденька. Да, еще просил передать, сучку свою Плахову не трогай. Пусть она пока погуляет в стороне.

— Я отдам деньги. Куда принести?

— Перезвоню через часок. Сиди на месте, дяденька.

Повесив трубку, он некоторое время изучал стену, потом обернул пустой взгляд на Плахову.

— Ты знала? Конечно, чего я спрашиваю. Это ты его вывела на Михайлова?

— А что такое? Вы разве Алешу побаиваетесь? Прямо не верится. Такой большой, авторитетный босс, и какой-то налетчик. Да вы ему Винсента покажите, он в штаны и наложит.

— Хана тебе, Танюха, — задушевно произнес Серго. — Как только эта история закончится, я тебя своими руками удавлю. Вот этими. Веришь мне?

— Как не верить. Вы же наш благодетель.

Сергей Петрович позвонил домой, и беззаботная Наталья Павловна, дражайшая, безмозглая супруга, подтвердила, что Данюшка задержался почему-то в школе и это ее беспокоит, потому что она приготовила блинчики с печенкой, а разогретые они не такие вкусные.

— А девочки дома?

— Где же им быть, — удивилась Наталья Павловна. — Что случилось, Сережа? Ты какой-то расстроенный?

Серго ответил, что ничего не случилось, но если она выпустит девочек за дверь, или кому-нибудь откроет, или сама высунет на улицу свой нос, он приедет домой и собственноручно оторвет ей башку. Пригрозив подряд двум женщинам скорой расправой, Сергей Петрович немного успокоился и стал думать. Подумав минуту, он куда-то еще позвонил, какому-то Чипсу, и распорядился послать к своему дому наряд и не спускать глаз с квартиры.

— Очень прошу, без осечек. Головой отвечаешь, — сказал он Чипсу. Потом опять задумался. Данюшка ему вдруг померещился, забавный вырос парнишка. Своенравный, умница, привереда, но ни в отца, ни в мать. Отец только и умел, что бабки из воздуха прясти, а мать вообще просыпалась лишь в двух местах — у плиты и в постели. Данюшка был первым учеником в гимназии, и все учителя вперебой прочили ему большое, светлое будущее. Он победил на двух математических олимпиадах — на районной и в Болгарии. Какие он задачки сейчас решает, в лапах у Крестовых шестерок? Про Алешу Михайлова, про грозного Креста, Сергей Петрович старался не вспоминать. Он прекрасно понимал, на кого нарвался. Головорез проклятый, везунчик чертов! Похоже, придется идти на поклон к Елизару Суреновичу, а это попахивало отнюдь не двадцатью тысячами. Не доллары жалко, невелика сумма, нельзя терять лицо. Один раз уступишь, поддашься, сожрут с костями. Накинутся шакалы из всех подворотен. Не успеешь оглянуться, а вместо дворца — куча тлеющих головешек… Таня Плахова, притихшая на стуле, будто ее тут и не было, мешала ему сосредоточиться.

— Откуда знаешь Михайлова? — спросил он.

— Я вообще не понимаю, за что вы сердитесь, — промурлыкала подлюка. — Еще и удавить обещаете. Я ли вам не угождала, я ли не раболепствовала?

— Алешка сегодня на твоей стороне, — объяснил Сергей Петрович, — потому что заказ принял. Завтра он о тебе и думать забудет. Но ты, гадина, можешь до завтра не дотянуть, если будешь хамить.

— Я вам хамлю?

— Думаешь, прижала Сережу? Да мне о такую шваль, как ты, и мараться зазорно, сука ты вшивая!

Ругался, бахвалился, и было ему горько оттого, что козырная дамочка видит, как он унижен. С Крестом расклад элементарный: или вгони в него обойму, или он с тебя живого не слезет. А где его найти? Как убить? Поможет ли Елизар? Захочет ли помочь? Слухи были, старая лиса сам на Алешку зуб имеет, но почему же тогда тот благоденствует?

Незаметно час промелькнул, и телефон тренькнул, да глухо так, будто из-под подушки. Поневоле вздрогнув, Серго снял трубку.

— Слушаешь, дяденька?

— Да, слушаю.

— Почему Плахову не выпустил? И зачем сторожей к дому нагнал? Хочешь кровушкой умыться? А что, дяденька, если мы Данилкины ушки тебе в конвертике подошлем? Ты как, не возражаешь?

— Не надо, — сказал Серго. — Вы же ничего толком не объяснили.

Тот, кто звонил, был еще веселее, чем час назад, и Серго с хрустом раздавил сигаретную пачку, как сломал бы хребет весельчаку, если бы имел возможность.

— Ах ты, непонятливый наш! — посочувствовал молодой забавник. — Да ты домой звякни, крольчихе своей, она тебе все объяснит, придурку.

В трубке раздалось глумливое хихиканье и затем — короткие гудки. Чуть онемевшими пальцами Серго набрал домашний номер. Наталья Павловна, услыша его голос, заревела сразу так, что ему показалось, она рядом, и слезы обожгли грудь.

— Что, что, говори?!

— Сережа, Сережа! Кто-то поджег дверь! Что происходит, Сережа?!

— Ничего не происходит. А что с дверью?

Мгновенно приведенная в чувство его обычным, строгим тоном, жена ответила:

— Догорает дверь-то… Дыра в ней.

— Где девочки?

— Они в спальне. Сережа, надо вызвать милицию?

— Идиотка! Я тебе дам милицию! Запрись с девочками, и сидите, как мышки. Через пятнадцать минут приеду.

— Быстрее, Сережа! Мне страшно!

Как хорошо, что, устраиваясь в новой квартире, он по какому-то наитию продублировал в спальне жесткую систему «блиндажных» запоров. Впрочем, если за дело возьмутся специалисты, это все, конечно, сопли. Мертво вцепился в него Крест!

Он ринулся к выходу, пнув попутно ногой разомлевшую Таню Плахову, но неудачно, палец себе расшиб. Все складывалось одно к одному, прохудился мешок с дерьмом и сыпалось ему на голову.

— Сиди на месте, сука, не шевелись! — проревел он, хотя Плахова после его удара вовсе и не сидела, лежала, уткнувшись носом в коврик. От двери его вернул звонок телефона, как слепень в висок. Все тот же ублюдочно-жизнерадостный голос услышал он в трубке.

— Не спеши, дяденька! Мы же не договорились.

— Прекратите наезд, — сказал Серго. — Я верну бабки. Когда, где?

— В двенадцать дня, — ублюдок перестал хихикать и заговорил по-деловому: — На Курском вокзале, у касс дальнего следования. Принесешь сам. К тебе подойдут. «Хвостов» не надо, понял?

— К двенадцати не успею. Давай в четыре.

Ублюдок опять заржал, Серго с досадой потер ухо.

— Одному хлопчику так приглянулся твой сосунок, готов свою долю уступить. Так, понимаешь ли, разгорячился, боюсь, до четырех не удержу.

Все прежние планы Сергея Петровича в этот скорбный миг рухнули в тартарары. Осталось одно пронзительное, как укус, желание — поскорее добраться до глотки засранца.

— Делайте что хотите, — сказал он. — Деньги будут в час.