Следы в ночи. Инспектор Уэст и дорожные катастрофы. Вынужденная оборона - Урсула Куртисс

— Одним из крупнейших человеческих недостатков является страх перед собой и бессердечие к другим. Конечно, бывает и сострадание, я не спорю. Но, какой прок от сострадания, будь то мужчина, женщина или малый ребенок, если он попал под машину и либо на всю жизнь остался калекой, либо был вообще убит? Убит… Сострадание им не поможет, сострадание является пустым звуком, если говорить об этих несчастных. Нам требуется не сострадание, а беспощадная борьба с убийцами, единые действия в масштабах всей страны против преступлений на дорогах, миллионы людей, поднявшихся в помощь правительству, чтобы заставить его объявить автомобильные катастрофы таким же убийством, как любое другое. Давно уже пора считать убийцу за рулем не менее страшным преступником, чем убийцу с большой дороги.

Сейчас глаза пастора горели страстным огнем. Одна рука приподнята, пальцы указывали в небо, а он проникновенно говорил:

— Скажите мне, кто же он такой, как не убийца, если он действительно убивает или калечит? Почему он не несет такой же ответственности, как прочие убийцы? Скажите мне, почему?

13

Пастор говорит

Голос Вейта заполнял все помещение. Он казался возбужденным, как будто бы верил, что произносимые им слова ниспосланы свыше. Палец его все еще указывал на небо, рот полуоткрыт, как будто бы он готов был без конца повторять свое «почему».

— Думаю, что я могу вам ответить, почему, — спокойно сказал Роджер, — но бывают случаи…

— О, я еще ни разу не встречал полицейского, который не защищал бы той свободы, с которой у нас принято трактовать даже те либеральные законы, которые ныне действуют в отношении преступных водителей, — перебил его Вейт.

Снова произошла метаморфоза, но на этот раз он не стал таким бесцветным, как до вспышки энергии.

— Мне думается, что дело объяснимо. Конечно, вам нелегко отрешиться от привычных норм. Но, если бы я сумел добиться поддержки у какой-нибудь влиятельной организации… — он снова замолчал, а потом совсем иным тоном задал вопрос: — Скажите мне, вашим людям нравится то, что они вынуждены делать после фатальных аварий: перевязывать раны, рассматривать изуродованные тела, раздробленные кости?

— Нет, им не нравится, — воскликнул Роджер так резко, что Вейт моментально умолк, — хотя мы и не рассматриваем автомобилистов, как расу убийц. И, если бы вы ограничили свою кампанию, вы сумели бы добиться больших успехов и принесли бы несомненную пользу.

— Именно так они все и говорят, — покачал головой Вейт, — умерьте свой пыл, остыньте так, чтобы убийцы могли свободно пролезать через тысячи лазеек в законе. Закон нужно винить не меньше, чем самих водителей, велосипедистов, или неосторожных пешеходов, нарушивших правила уличного движения. Старший инспектор Вест, вы когда-нибудь изучали мои предложения? Потратили ли вы когда-либо хотя бы одну минуту своего драгоценного времени, чтобы узнать, каковы мои конкретные предложения и в чем суть возглавляемой мной кампании? Скажите правду!

— Специально — нет…

— Во всяком случае вы хоть честно в этом сознаетесь, — сказал Вейт своим глуховатым голосом, — большинство людей притворяются, будто они досконально ознакомились с моей программой, когда в действительности ограничились просмотром заголовков газет и раз и навсегда заклеймили меня как надоедливого фанатика, а, может, даже и шарлатана. Впрочем, если они и правда ограничиваются только чтением газет, то такой вывод вполне естественен. Старший инспектор, взгляните вот на это!

Его глаза снова вспыхнули. Быстрыми шагами он подошел к полкам и снял с каждой пачки по одной листовке, потом обернулся к Роджеру и протянул ему сразу пяток.

— Прочитайте, разберитесь, чего я добиваюсь, прежде чем приказать своим подчиненным относиться ко мне, как к помешанному лунатику. Говорю вам, старший инспектор, вина неосторожного водителя, следствием безрассудной езды которого является убийство или калеченье людей, нисколько не меньше, чем вина братоубийцы и должна караться, как таковая. Да, так же сурово! «Не убий» сказал господь, а автомобилисты убивают людей, может быть, даже в данный момент. Всего несколько часов назад, недалеко от ворот нашего дома, был сбит машиной и погиб полицейский при исполнении своих обязанностей. Что вы на это скажете, старший инспектор? Это было убийство. Только потому, что в качестве орудия преступления используется не нож и не револьвер, а автомашина, вы считаете его менее жестоким, — вроде бы человек не убивал «по-настоящему»!

Он подошел вплотную к Весту, его близко расставленные глаза горели, в уголках губ показались пузырьки пены, он начал слегка заикаться. Его убежденность не могла не подействовать на слушателя, не могла оставить его равнодушным. Этот человек говорил от глубины сердца, тут не могло быть сомнений.

— Итак, как же вы расцениваете смерть этого полицейского, старший инспектор? Почитайте мои листовки, мои памфлеты и вы убедитесь, что я не пустозвон и не идиот. Если он был невнимателен или беспечен за рулем, если он пренебрег своими обязанностями и благодаря этому был убит другой человек, пусть такой нарушитель отсидит пять лет в тюрьме! Да, пусть его судят и вынесут решение. Простите меня, что я не предлагаю более сурового наказания, но за пять лет можно все передумать и все понять! Если же он только искалечил, — то год тюремного заключения. За менее серьезные последствия — меньшее наказание, но как минимум, полгода тюрьмы…

— Посмотрите на меня, — потребовал он, хотя Роджер не спускал с него глаз, пытаясь сохранить беспристрастие, но чувствуя, что он невольно поддается, — посмотрите на меня и скажите, если бы люди знали, что их ожидает такое наказание за неосторожную езду, — продолжали бы они нарушать правила уличного движения?

Он помолчал. Потом подергал Роджера за рукав, как бы пытаясь силой вырвать у него ответ.

— Скажите-ка, продолжали бы?

— Нет, не думаю, — тихо ответил Роджер.

Вейт опустил руки.

— Благодарю вас, — сказал он, — благодарю за вашу честность. Большинство людей бывают настолько шокированы моими предложениями, что они начинают приводить идиотские аргументы, вроде того, что на практике это неосуществимо, что это несправедливо по отношению к людям, впервые совершившим ошибку. Слышите, «несправедливо»? А что же тогда говорить о погибших, о женах и детях, оставшихся без кормильца… — Он не закончил, почти поперхнувшись словами.

Потом он подошел к четырем столам, на которых были разложены конверты и ручки, напрасно ожидавших прихода добровольных помощников, оперся рукой об угол одного из них и вытер вспотевший лоб. Голос у него звучал очень глухо, когда он продолжал:

— Должен просить у вас извинения, старший инспектор. За последнее время я редко теряю самообладание.