Рукопашная с купидоном - Галина Куликова

Лайма доела рыбу, вкуса которой не почувствовала, и запилаее чашкой кофе. Что еще она может спросить у Шаталова? Так сразу и несообразишь.

— Вы оставите мне номер своего телефона? —поинтересовалась она. — На всякий случай. Вдруг что случится? Обменяемсяинформацией.

И сердце у нее застыло в ожиданий, как будто они встретилисьна дискотеке и теперь могут расстаться навсегда.

— Конечно, оставлю. А вы оставите мне свой.

— С одним условием. — Лайма посмотрела на него проникновенно. —Вы не сдадите меня милиции.

— Но они потратят на вашего индуса столько сил!

— Не волнуйтесь за милицию. Там работают не идиоты, ониначнут разрабатывать разные версии. В конце концов я сделаю анонимный звонок искажу, что у Мегхани есть алиби и он предоставит его, когда настоящийпреступник будет найден.

— Боже, какие сложности!

Лайма заставила себя подняться. Та нога, которая пострадалаво время борьбы в машине, неловко подвернулась. Она схватилась за край стола искривилась от боли.

— Это преступление — ходить на таких «шпильках», —пробурчал Шаталов, которому ни за что не хотелось признавать, будто он и всамом деле ей что-то там повредил.

— Я надеваю «шпильки» только для дела: когда собираюського-нибудь охмурить. Высокие каблуки — это именно то, что пробуждает вмужчинах низменные инстинкты.

— Вот моя визитка. — Шаталов достал из нагрудногокармана лощеный прямоугольник.

— А мой телефон запишите куда-нибудь.

Лайма быстро продиктовала цифры. Он достал блокнот,зафиксировал номер и приписал внизу: «Ольга Удальцова». Лайме стало грустно. Нувот, он даже не узнает ее настоящего имени. Но другого выхода нет. Она нестанет засвечивать свою настоящую жизнь. Она еще собирается в нее вернуться.

Они вышли из ресторанчика в душную ночь, и Шаталов вынужденбыл взять Лайму под руку, потому что она сильно хромала.

— Пожалуй, мне стоит отвезти вас домой, — решилон.

— Я еду не домой.

— Тогда я отвезу вас не домой.

— Это слишком далеко даже для вашего благородства.

Она сильнее оперлась о его руку. Ее локоть был таким гладкими горячим, что у него раскалились подушечки пальцев. Лайма охнула, и онподдержал ее за талию. Она немедленно напряглась и почти тотчас расслабилась,как кошка, которую погладил незнакомец.

— Как же вы поведете машину? — спросил он и быстрооткашлялся, почувствовав, что голос сел.

— Я сниму туфли.

В переулке никого не было, и грустные фонари еле-еле цедилисвет, словно дремали на своей верхотуре. Шаталов подвел Лайму к ее машине иглупо заметил:

— Вот мы и пришли.

Они остановились и одновременно повернулись друг к другулицом. У Лаймы появилось ощущение, что она внезапно помолодела лет напятнадцать. Она — совсем девчонка, влюбленная до головокружения, до истерики,до мурашек по коже, до ночных побегов из дому.

— Геннадий, — сказала она задушенным голосом.

— Да?

Он придвинулся совсем близко и сильно и часто дышал, словнотолько что вынырнул из воды.

— Поцелуйте меня.

Он выпустил воздух через плотно сжатые зубы.

— Вы уверены, что вам это надо?

Лайма потянулась и обняла его за шею.

— Мне надо.

Он хотел сказать — черт с вами, поцелую, но вы не должныдумать, что это всерьез. Я поцелую и уеду, потому что по горло сыт алчными исладкими женщинами. Я поцелую вас просто потому, что вы так сильно этогохотите. Я доставлю вам удовольствие.

Но ничего не сказал, а обхватил ладонью ее затылок инаклонил голову. Ее руки оказались между ними, и она сильно надавила ему нагрудь, как будто отталкивала. Мелькнули широко открытые глаза, полыхнувшиеведьминым костром. Влажные разомкнутые губы показали краешек зубов, словно вприоткрытом пиратском сундуке матово блеснули жемчужины.

На вкус она оказалась совсем не сладкой. Капля горькойминдальной эссенции, добавленная в коньяк. Рот пылал, словно его сначалаобожгли, а потом залили ароматным маслом. Внутри этого огненного удовольствиявозник и окреп яростный вихрь, который ударил ему в голову.

Она оторвалась от него, глубоко вздохнула и сказала:

— Как хорошо, что вы напали на меня сегодня.

Села в машину, завела мотор и поехала прочь. Он стоялпосреди дороги, засунув руки в карманы, и провожал ее сосредоточенным взглядом.

* * *

Вместо того чтобы ехать в Тарасовку, Лайма отправиласьдомой. Вошла в пустую, задохнувшуюся от духоты, измученную дневным солнцемквартиру, скинула туфли, швырнула сумочку в кресло, распахнула окно и упалаживотом на постель — руки и ноги в разные стороны. Ей хотелось плакать исмеяться одновременно. Смеяться как-то не получилось, а слезы хлынули сами. Всеэто время она загоняла поглубже внутрь боль потери. Она потеряла Соню, конечно,потеряла. И Ника Елецкова — такая молодая, такая живая — никогда не вернется кмаленькому мальчику, который ждет ее под Ярославлем.

Лайма заснула, всхлипывая. Усталость утянула ее на дноглубокого колодца, из которого она вынырнула через несколько часов, на рассвете.Подсознательно она была настроена на Бондопаддхая, как чуткий радар навражеский самолет. Ей нужно появиться в Тарасовке к утру, и странно, что никтоиз ее команды не позвонил и не поинтересовался, куда она делась.

Она достала свой секретный мобильный, но потом сноваспрятала обратно. Наверняка они спят, оставив часового, и ее звонок никого необрадует. «Поеду так, — решила Лайма. — Если бы группа переместиласьв другое место, меня бы поставили в известность».

Перед тем как отчалить, она влила в себя две кружки кофе безмолока и сахара и разжевала безвкусную булку с сыром, скорчившимся вцеллофановом пакете. После вчерашних приключений на руке осталась пара синяков,а в душе — убежденность в том, что она каким-то образом виновата в гибели СониКисличенко и Ники Елецковой. Вслух Лайма не стала бы этого утверждать, но вдуше была уверена, что обе погибли. Вряд ли Соня и Ника когда-нибудьвстречались. Единственное, что их связывало, — это знакомство с ней, сЛаймой. Но кто преступник? Зачем он это делает? И при чем здесь она?

Размышляя, Лайма вела машину на довольно большой скорости,надвинув на глаза солнцезащитные очки. Вдоль шоссе пролетали черные кособокиедеревеньки и коллективно засеянные поля — иллюстрация непрезентабельнойсельской жизни. Время от времени в их длинную серую вереницу вторгались дачныепоселки богачей, похожие на розочки с праздничного торта. Они утопали вмясистой зелени и пышных цветах, точно растительность интенсивнее и веселееросла именно за наличные.