Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов - Жан-Франсуа Сольнон

8 августа объявили всеобщую мобилизацию. Страна ликовала. Королева энергично работала, уверенная в своем влиянии на офицеров, которые были убеждены в непобедимости армии, созданной Великим Фридрихом. Наконец-то Пруссия положила конец десятилетию бесславного нейтралитета. Только король и кое-кто из советников тут же стали сомневаться в способности победить. Но в атмосфере всеобщего возмущения французской наглостью, уверенности в победе, о которой говорили все вокруг, у Фридриха не было сил сопротивляться. «…Произошел общий взрыв настроений против Франции, — писал в Берлин генерал Марбо, — королева, принц Людвиг[165], вся знать, армия и все население потребовали громогласно объявления войны»[166].

Какой же, все-таки, необычной была эта королевская чета! Фридрих Вильгельм, до наваждения чтивший славу Фридриха, осознавал недостатки своей армии, ее техническую и тактическую отсталость. Но, когда жена заставила его взять себя в руки, он, в конце концов, втянул королевство в крупный конфликт. Луиза, уставшая от проволочек супруга и ослепленная воспоминаниями о прусской победе при Россбахе[167], торопилась выступить против Наполеона на стороне царя. Осенью 1806 г. она добилась своего. Пруссия двинулась в рукопашный бой. В Александре она рассчитывала встретить идеального союзника. «Мне необходимо, — писала она ему, — повторить вам, что я верю в вас как в Бога и моя дружба к вам может закончиться только вместе с моим счастьем. Я сердцем и душой — ваша». Влюбленная Луиза! Страстная патриотка! Или, как заметил Наполеон, выдавая свою растерянность: грозная «амазонка».

Луиза слушала только собственный антифранцузский пыл. В конце сентября она покинула Берлин, чтобы сопровождать короля в походе. По письмам видна ее уверенность. «Мы идем дорогой чести, она диктует наши шаги и велит скорее умереть, чем отступить», — между строк звучит осуждение официальной королевской политики, до сих пор колеблющейся. У селения Россбах в память о победе над французами Луиза написала: «Всякий постарается отдать заслуженную дань славе своих предков, побывав, если можно так сказать, на святой земле, где находятся души храбрых, умерших за родину, покрытых почетом и славой»[168]. Королева, присутствовавшая на заседаниях штаба и выступавшая перед войсками, словно генерал горела мыслью о победе. Король же думал только о грозящих опасностях.

Катастрофа разразилась в момент наивысшего упоения патриотизмом. 14 октября 1806 г. в Йене, где Наполеон победил князя Гогенлоэ и в Ауэрштедте, где Даву разбил войска герцога Брауншвейгского и тот встретил свою смерть, армия Пруссии была уничтожена. Сто двадцать тысяч убитых и раненых с прусской стороны устилали два поля битвы, девятнадцать тысяч попали в плен. За несколько часов королевство потерпело одно из самых сокрушительных поражений в истории. Города и крепости тут же попали в руки французов. Через неделю Пруссия сдалась. Горе побежденным! Наполеон приказал захватить королеву. Началось стремительное бегство к областям, где пока французов не было. Преследуемая врагом Луиза сумела занять Берлин, а потом отступила на восток — сначала в Щецин, а потом вместе с королем в Кенигсберг, что в восточной Пруссии, чтобы дождаться русских в ойск. В бюллетене Великой армии, выпущенном в Веймаре, победоносный Наполеон на все лады ругал «амазонку»: «Она здесь, чтобы раздувать пламя войны. У этой женщины хорошенькое личико, но мало мужества, она не способна предвидеть последствия того, что натворила… Ее должна мучить совесть за то, что она сделала своей родине, и за то влияние, что она оказывала на своего мужа короля, которого мы согласились считать совершенно порядочным человеком».

В конце октября 1806 г. Наполеон вошел в Берлин, прошел под Бранденбургскими воротами, увез оттуда квадригу Виктории в Париж[169]и, в свою очередь, поклонился могиле Фридриха II в Потсдаме. При этом он прихватил с собой его шпагу, орденскую ленту… и будильник, который позже увез с собой на остров Святой Елены. В обращении к офицерам: «Господа, если бы он был здесь, то нас бы здесь не было», — он недвусмысленно выразил презрение к политике потомков великого Фридриха.

Когда император сообщил, на каких именно условиях он готов остановить свой триумфальный поход, королевская чета ответила единодушно. Фридрих Вильгельм, как и Луиза, отказывая французским требованиям, сослался на обещания русского царя. Несмотря на двойное поражение 14 октября, война все-таки должна была продолжиться. Но большинство сочло, что за упорством короля стоял твердый отказ королевы вступать в переговоры с врагом. Наполеоновская пропаганда сделала Луизу единственной, кто был виноват в поражении и в продолжении сражений: «Она так хорошо руководит монархией, что очень скоро приведет ее к гибели». Поговаривали и о слабохарактерности ее мужа, похожего на Людовика XVI: «Как несчастны принцы, которые позволяют женам влиять на себя в политических делах».

Ничто не могло бы сломить Луизино сопротивление Наполеону. В Кенигсберге она заболела и слегла, чуть не умерла. Но когда продвижение французских войск заставило королевскую семью отступать дальше на восток, к Мемелю[170], она рассказала о своих тревогах врачу: «Я предпочитаю попасть в руки Господа, нежели в руки этого человека [Наполеона]». Даже после победы в битве при Эйлау, что к югу от Кенигсберга в феврале 1807 г. Луиза упрямо отвергала предложения о мире. С генералом Бертраном, которому поручили переговоры, она общалась так нахально, что француз — «просто ужасный генерал», как заявила она — не выдержал и резко сказал, что «не дело, когда женщины занимаются вопросами мира и войны».

Луиза выполняла функции монарха. Она рассчитывала только на помощь России: с ней она связывала все надежды, и Александр должен был стать ее спасителем. При поддержке русского царя Луиза вмешалась в государственную организацию и стала требовать возвращения Гарденберга[171]на пост министра иностранных дел и изгнания генерала фон Цастрова, сторонника мира. По тону писем к Фридриху-Вильгельму видно, как Луиза позволяла себе общаться с мужем: «Если ты не накажешь его [Цастрова], как он того заслуживает и как того требует твоя честь, долг и твой собственный престиж, ты окажешь ему услугу и единственное, чего добьешься, — позволишь интриговать против правого дела… Умоляю тебя, будь тверд, будь мужчиной!»