Спаси мою дочь, бывшая! - Настя Ильина

«Нам нужно срочно поговорить».

Вот только он даже не открывает его, а мне становится дурно. Голова начинает кружиться, поэтому приходится вернуться в медицинский центр и сесть на скамейку, чтобы не упасть. Надеюсь, что от нервных потрясений, я не доведу себя до очередного выкидыша.

***

Демьян выходит из кабинета доктора, присаживается рядом, берет меня за руку и с грустью смотрит мне в глаза. Сердце готово выскочить из груди, и я жду, когда он поделится новостями. В носовых пазухах витает запах медикаментов, и мне становится тошно. Вспоминаю, как оказалась в больнице, как врач сообщил, что я потеряла ребенка и больше не смогу родить, и меня начинает потрясывать, но голос любимого мужчины не позволяет паниковать.

— Доктор сообщил, что Асю нужно оставить в больнице сегодня, а дальше будет видно, — сообщает Демьян, с грустью пожимая плечами.

— Оставить в больнице? Все так плохо? Сколько у нас есть времени?

— Мне такого не сказали, к счастью. Не хочу, чтобы жизнь моей дочери исчислялась отведенным временем. Пожалуйста, Дымка, поезжай домой. Я не хочу, чтобы ты ехала за рулем в таком состоянии, поэтому вызову личного водителя, и он заберет тебя. Отдохни, как следует, и не думай ни о чем плохом. Мы справимся, все будет хорошо.

— Я не знаю, все это так сложно, — мотаю головой я и опускаю голову.

Не решаюсь заговорить о том, что видела здесь Виктора, чтобы Демьян не расстроился еще сильнее. Кто знает, возможно, у моего приятеля были дела здесь? Кажется, он как-то говорил, что переводит пожертвования на лечение обреченных детей. Возможно, он просто приехал, чтобы сделать перевод? Но тогда почему не ответил мне? Видел ли он меня здесь? Понимаю, что мир Виктора не должен крутиться вокруг меня, учитывая тот факт, что я дала ему «от ворот поворот», но на душе все равно не спокойно.

— Ладно, ты можешь вызвать водителя, потому что я действительно чувствую себя неважно. Сам-то ты как? У тебя было сотрясение, помнишь?

— Честно? Нет… Мое состояние не имеет такого существенного значения как то, что сейчас происходит с Асей. Я выкарабкаюсь, а вот у нее шансы слишком маленькие, поэтому нам остается только верить в чудо. Одно уже случилось в моей жизни — мы с тобой снова вместе!

Я киваю и больше ничего не говорю. Демьян вызывает водителя, и мы с ним прощаемся, долго-долго обнимаясь. Целую его в щеку на прощание и ухожу.

До дома доезжаю в растрепанных чувствах. Мне страшно думать, потому что мысли в голове не самые радужные, но и отключиться от них не получается. Юлия Сергеевна все понимает по моему взгляду и ничего не говорит, лишь тяжело вздыхает и идет собирать вещи, потому что пока Ася в больнице, ей нечего делать в доме.

Ноги сами ведут меня в кабинет Демьяна. Я захожу туда, сама не зная, зачем и окидываю помещение взглядом. Всюду висят и стоят фотографии Аси и наши. Много наших фотографий. Замечаю на видном месте статуэтку из глины, которую однажды сделала своими руками и подарила Демьяну. Он хранил все эти годы воспоминания о нас. Как бы сильно я ни любила его, я понимаю только одно: если Ася умрет, мы с Демьяном не сможем выстроить счастье на ее костях. У нас не будет будущего. Уверена, что он закроется в себе и будет тяжело переживать эту утрату, а я буду постоянно считать себя виновной в случившемся. Понимаю, что так жить нельзя, но ничего не могу с собой поделать.

Скрещиваю руки на груди, подхожу к окну, и позволяю себе немного побыть слабой. Слезы катятся по щекам, а ком давит горло так сильно, что хочется рыдать в голос, чтобы освободиться от него.

За что эта страшная болезнь коснулась маленькой ни в чем неповинной девочки?

Почему именно Ася?

Девочка не должна нести наказание за деяния своей матери, ведь она ей даже не нужна была.

Вспоминаю о том, что видела Виктора в медицинском центре и спешу проверить телефон, но от мужчины нет совершенно никаких новостей. Он не читает мое сообщение и не отвечает на него. Сажусь в кресло Демьяна и начинаю покачиваться в нем. Пытаюсь дышать глубже, чтобы успокоиться, а когда вижу наши обручальные кольца около монитора, то снова рыдаю, на этот раз громко.

В кабинет все же входит Юлия Сергеевна. Женщина несмело переминается с ноги на ногу, а затем приближается ко мне и обнимает. Она прижимает меня к себе и поглаживает по голове.

— Поплачь, девочка, поплачь! Тебе обязательно станет легче.

— Не станет, потому что Асе не становится лучше.

— Ты истинная мать этой малышки, раз так сильно переживаешь за нее. Девочка у нас крепкая, я уверена, что она найдет способ, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь. Когда ты появилась в жизни Аси, она стала чувствовать себя гораздо лучше. В глазах нашей принцессы появились задорные огоньки. Она будет хвататься за эту жизнь, потому что у нее есть самая лучшая на свете мама, и она выкарабкается.

Я громко всхлипываю и утираю слезы со щек.

— А ты знаешь, не поеду я сегодня домой, за тобой пригляжу. Чаек сделать с ромашкой?

Лишь киваю, и Юлия Сергеевна выходит из кабинета. Обещаю, что скоро присоединюсь к ней, а сама устремляю взгляд в одну точку на стене.

Зря уехала из больницы. Я должна была поддержать Демьяна, ведь нужна ему в эту секунду. Я всегда буду рядом, даже если у нас с ним и не получится стать семьей. Больше я не брошу его и не сбегу. Мы все трудности будем преодолевать вместе.

Осознание того, что моя болтливость привела к таким серьезным последствиям, накрывает, и я снова плачу, но вовремя вспоминаю, что не должна этого делать ради своего малыша, и беру себя в руки.

На телефон приходит сообщение.

Это Виктор.

Я снимаю блокировку с экрана и пробегаю по нему беглым взглядом.

«Мы обязательно встретимся, Таня, но чуточку позже. Знакомые попросили помочь им с лечением ребенка, поэтому я сейчас с головой в бумажной волоките. Извини».

Я откидываюсь на спинку кресла и негромко смеюсь. Как-то истерически получается, на самом деле. Чего я только не успела надумать, а Витя всего лишь снова занимается благотворительностью.

— Теперь у нас с тобой есть мама, если я умру, она о тебе обязательно позаботится. Я рада, что тебе не придется оставаться одному, папочка! — говорит Ася, и мою душу больно скребут ее слова.

— Не смей говорить о смерти, — покачиваю головой я. — Ты не умрешь. Ты обязательно будешь жить милая, потому что по-другому быть просто не может.

— Но мне плохо, папочка…

Ася никогда раньше не жаловалась. Несмотря на то, что она маленький ребенок, она стойко переносила любое свое состояние, а сейчас впервые говорит как ей плохо, и от этого еще больнее: значит, все куда хуже, чем мы могли предполагать. Даже когда она теряла сознание, не жаловалась мне. Я всегда видел в этой девочке воина, но она сдает позиции.