Вторая половина Королевы - Татьяна Веденская

– Старых вышек тоже было предостаточно, хотя, конечно, не скрою, полный запуск новой очереди – важный фактор. Когда выходят из строя старые платформы, это грустно, конечно, но объяснимо. Нам не нужно просто ЧП, не нужна просто авария на объекте. Этого было бы мало, – холодно ответил Рустам Тимурович. На улице светлело, мы ехали куда-то, я давно потеряла чувство направления. Мне было страшно. Смертельный ужас. Только теперь я поняла до конца, что именно делал вирус Вельдина. И похолодела, как будто сама стояла на платформе в Арктике в своем топике.

– Вам нужна катастрофа.

– Конечно, катастрофа, – пожал плечами Рустам Тимурович. – Такая, которая обрушит «Муравейник» в пучину банкротства. Только такая нас устроит. Наша версия Мексиканского залива, в роли British Petroleum – наша богадельня. Теперь ты понимаешь, Ромашина, что у тебя нет выбора, тебе придется поработать на нас.

Теперь я все понимала. Выбора действительно не было.

Все это время вирус собирал себя и прописывал себя во всех машинах в нашей системе, чтобы в определенный момент перехватить управление вышками и платформами, разбросанными по точкам Крайнего Севера. Каждая в отдельности была неинтересна, но вот идея пробить брешь в защите их всех сразу была поистине масштабной. И я знала, что такая идея, к сожалению, может быть реализована. Это возможно. Автоматизация – удобная, экономичная, эффективная мера, но она же давала прореху, через которую можно было нанести удар не поддающейся подсчету силы. Все наши сети в какой-то момент обновлялись и обменивались информацией и командами. Я теперь даже могла сказать с пугающей точностью моменты времени, в которые, вероятнее всего, все наши платформы и вышки становились уязвимы. Половина первого ночи, шестой час и около трех пополудни.

– Как именно это произойдет? Думаю, я имею право знать, – тихо сказала я. – Люди пострадают?

– Не знаю. Честно, не знаю. Я отвечаю только за свой участок работы. Насколько мне известно, в какой-то момент вирус отдаст всем вышкам и платформам холдинга такой приказ, после которого насосы заблокируются и будут работать вхолостую, пока оборудование не заклинит полностью. После этого начнется гигантская массовая утечка нефти в окружающую среду.

– Утечка нефти, – эхом повторила я. Мы висели на волосок от экологического ада.

Вельдин, вероятнее всего, работал на наших конкурентов, для которых катастрофа на платформах была бы – как ответ на самые невероятные мечты. Такие, за которые не жаль и выкинуть из вертолета надоедливую девушку-программистку. Или, если уж на то пошло, отвалить ей два с половиной миллиона долларов. Или евро. Какая разница, когда речь идет об экологической катастрофе, где счет пойдет на миллиарды.

– Выбор прост. Умри или разбогатей. Ромашина, нам нужно успеть сегодня, – сказал он, когда наша машина проезжала по какому-то мосту. Выбора действительно не было. Я знала, что через какое-то время я окажусь в штаб-квартире, где находится компьютер Х, тот, через который осуществляются ежедневный запуск и пересборка вируса. А еще я была уверена, что ни в каком случае не готова стать причиной гигантской утечки нефти, из-за которой могут погибнуть люди сейчас и потом десятилетиями будут гибнуть животные. И черт его знает, что еще произойдет. Я не была поклонницей «Гринписа», не любила тюленей или пингвинов, я даже не была вегетарианкой, но жить с таким знанием – это было выше меня. Я пожалела, что успела приехать в Москву из смоленских лесов. Я также понимала, что даже если я окажу сопротивление, это – только вопрос времени. Мой вирус перестанет действовать примерно часов через пять, и тогда все равно ситуация выйдет из-под контроля. Вельдин еще не знал этого. И я решилась. Быстрым движением руки я повернула блокиратор на автомобильной двери и дернула ручку. Дверь распахнулась, Вельдин закричал, водитель нажал на тормоз, а я буквально вылетела из машины на проезжую часть. Дальше все было – как в плохом американском кино, где не хватило денег на хорошую музыку или спецэффекты. Я пыталась встать с асфальта, пересилив адскую боль в ноге, немногочисленные водители, которым не повезло оказаться тут, вместе с нами на мосту, пытались не наехать на меня, Вельдин и его водитель пытались вернуться и поймать меня, их машина летела на меня задним ходом. Все длилось не больше минуты. Кто-то из проезжающих мимо закричал:

– Свихнулась, да? Свихнулась, да? Убиться решила? Лучше уж тогда с моста сигай, чем под колеса! – Голос был возмущенный, полный негодования и гнева. Но именно этот золотой человек подал мне идею, впоследствии спасшую мне жизнь. Потому что именно так я и поступила – я сиганула с моста в Москву-реку. Кто-то шутил, что Москва-река такая ядовитая, что моментально растворяет любого, кто в нее попадет. Позволю себе не согласиться, некоторые люди куда ядовитее.

Меня спасли два чуда. Первое – тот факт, что мост, на который я выскочила из машины Рустама Тимуровича Вельдина, оказался не самым высоким в Москве. При этом громыхнулась я все равно неудачно, отбив второй бок и второе плечо. Оказавшись в воде, я бы неминуемо утонула, потому что от боли мое тело почти совершенно сошло с ума и я ничего не соображала. Каким-то чудом мне все же удалось не уйти камнем на дно, и тут случилось чудо номер два. Мост, с которого я «сиганула», располагался в той части города, где разрешено частное судоходство. Чудом номер два было то, что в водяных окрестностях моего падения стояла на якоре частная яхта. Лето – тот относительно узкий промежуток времени, когда богатые люди Москвы играют в свои дорогие игрушки. Один такой игрок умудрился не только оказаться на борту своей небольшой моторной яхты, но и не спать в эти предрассветные часы. Возможно, что он все же спал, но мои вопли и последующее падение разбудили его. Заметив «самоубийцу», он не растерялся, выудил меня из мрачных темных вод реки, в которой я бы наверняка пропала, если бы не этот мой спаситель. Я ничего из этого не помнила, потеряв сознание еще до того, как достигла поверхности воды. Как мой спаситель потом рассказывал журналистам, я всплыла спиной вверх, и он думал, что я разбилась об воду, но, вытащив меня на палубу яхты, он смог вернуть меня к жизни.

Что ж, он совершенно прав. Он спас меня, сделав искусственное дыхание, но также – увезя меня с места прыжка в госпиталь. Там-то я и пришла в себя.

Забавно вышло, что родители Игоря моего Вячеславовича Апреля познакомились со мной несколько раньше того, как я познакомилась с ними. Они примчались в больницу вместе с Игорем и Оксаной и моими мамой, сестрой, ее мужем и племянником Вовкой – вся толпа приперлась, а я, вот незадача, и не думала приходить в себя. Вот так и состоялось наше знакомство – в бессознательном моем положении. Возможно, такое знакомство с родителями бойфренда – самый лучший вариант. Трудно не понравиться родителям, когда ты лежишь в реанимации и из твоего горла торчат трубки, и вообще, ты вся такая модная, с кровоподтеками и синяками. Трудно даже понять, симпатичная ты или страшная, когда ты вся в повязках. Но ты при этом, по определению, героиня. Бесчувственная, но от этого не менее героическая. Сплошная романтика.