Градуал - Кристофер Прист

– Джак… можно мне будет с тобой связаться? – спросил я. – Скажи, как это сделать, расскажи, где тебя искать.

– Если вы уйдете сейчас же, сударь, – ответил он, – мне не придется вас арестовывать.

Автоматический пистолет был нацелен мне прямо в грудь. Другой рукой капитан вынул из кармана темные очки и надел на себя.

– Я не тот, кем вы меня считаете, – сказал он. Я попятился от него, вновь напуганный смертоносным оружием. Капитан продолжал: – У меня нет брата. Я не владею скрипкой. У меня есть ордер на ваш арест, и если вы будете упорствовать далее, я буду вынужден ограничить ваши передвижения. Я командир взвода, мне предоставлена свобода действий при аресте дезертиров и отдан приказ, дающий право задерживать или устранять свидетелей. Вы, являясь таким свидетелем и беглецом из нашей страны, рискуете быть убитым на месте, но если вы уйдете сейчас же, сударь, я не стану вас арестовывать.

Его загадочное лицо, скрытое, таинственное. Его стройная фигура. Голос.

Я повернулся к нему спиной, потом оглянулся. Он оставался в той же позе, целясь из пистолета мне прямо в грудь.

– Джак? – позвал я.

– Нет. Уходи же, Сандро!

Я поковылял прочь. Поспешно направился назад по дороге. Я не оглядывался. Когда я поднимался по изгибу дороги, двое солдат на посту заметили мое приближение и один из них поднял шлагбаум. Я поспешно прошел, а когда оказался подальше и деревни не стало видно, побежал. Я бежал под немилосердным солнечным светом, сквозь горячий воздух сельской дороги, полный ароматом цветов, пением птиц, – бежал, пока не был, наконец, вынужден остановиться, чтобы перевести дыхание. Я согнулся пополам, сжал руками колени, уставившись в дорожный гравий.

Снова череда островов, литания названий: Фоорт, Атолл Ферреди, Местерлин, Берег Страсти Хелварда, Лиллен-кей, Салай, Фелленстел. Казалось, они проносятся мимо, хотя паромы следовали своими кружными маршрутами, неторопливо перемещаясь от порта к порту. Я переходил с судна на судно. Рассматривал хронометры на стенах кают: абсолютное время, корабельное время. Я встречался с адептами, они исправляли для меня убыль. Жезл становился все сильнее размечен. Я останавливался в отелях, одни были скромными, другие пышными, третьи ужасными. Я поджаривался на солнечных палубах, потел в плохо вентилируемых каютах. Пил слишком много спиртного. Я был одинок, эмоционально выжат, нерешителен в практических вопросах, оставлен музыкой, побит жизнью. Я оставался безучастен к тому, что видел, мимо чего проходил, что со мною происходило.

Я был одержим мыслями о потерянном брате.

Да и как могло быть иначе? Джак оставался последним членом моей семьи. Он был всем, что у меня осталось от прошлой жизни, от взросления, сделавшего меня тем, чем я стал. Когда он пошел в армию, его детство кончилось, но кончилось и мое. Теперь, почти полвека спустя, я вырос и стал мужчиной, а Джак – солдатом, мальчиком-солдатом со стройным телом и голосом подростка.

Я путешествовал только для того, чтобы оставить позади расстояние и покрыть расстояние, лежащее впереди. Расстояние было временем: абсолютным временем, моим временем, корабельным временем. Нас с братом разделяло расстояние, но еще и годы, приобретенные и потерянные в постоянных перемещениях, и темпоральные приливы, разъедающие реальность, и время, постепенно поглощающее все. Это трудно было понять рассудком и невозможно принять чувствами. Градуал был своего рода нескончаемым, необъяснимым безумием.

На протяжении большей части этих путешествий я ни о ком не думал, кроме Джака. Трагедия жизни, потраченной на военную службу. Трагедия братьев, не узнающих друг друга. Трагедия утраченной музыки, ибо музыка ушла из его жизни и ускользала из моей. Трагедия его затянувшейся юности и моей надвигающейся старости.

Я приближался к Теммилу. Каждое судно, на которое я поднимался, каждое расписание, которое рассматривал, имели в своих маршрутах порт Хакерлина, курортного острова, соседнего с Теммилом. Я знал, что нужно просто не сходить с корабля, практически любого, и в конце концов я окажусь в этом месте с видом на неширокий пролив и темный вулкан.

Вместо этого я прервал путь, достигнув группы Салай, состоявшей из пяти островов, окружавших центральную лагуну, словно лепестки огромного цветка. Многие из пассажиров, плывших вместе со мной, направлялись на Салай. Это был популярный центр туризма, место, в котором островитяне любили проводить отпуск. Я заметил, что в салонах некоторых судов висят большие картины или фотографии с видами Салая. Я мог воочию убедиться, насколько привлекательно это место, которое в другое время и в другом настроении я бы, вероятно, посетил с удовольствием. Однако время было неподходящее. Я просто нуждался в передышке, в возможности побыть в одиночестве, привести мысли в порядок, заново все взвесить.

Корабль по очереди заходил на все пять салайских островов, и я решил сойти на том, который именовался Салай Раба, – название означало, что это четвертый из пяти островов. Похоже, он в группе был наименее коммерчески развитым. Я снял квартиру в главном городе острова, заплатив сразу за пятнадцать дней. И приступил к обдумыванию и взвешиванию, в которых отчаянно нуждался.

Первые дней десять я оставался в мыслях и действиях спокойным и созерцательным и, может быть, начал понимать, что пришлось пережить Джаку при военном режиме, но потом осознал, что в квартиру подо мной въехала супружеская чета. Это произошло всего через несколько дней после моего прибытия. Я ничего о них не знал, только их имена появились вдруг на табличке в коридоре: Эмварл и Софи. Имена были знакомые, они часто встречались в Глонде. Предположение подтвердилось, когда я услышал их разговор между собой в коридоре. Они говорили по-глондски.

Первой моей реакцией были добрососедские мысли, что стоило бы с ними познакомиться и, может быть, послушать новости о родине. Однако я почти сразу насторожился. Память об ордере на арест была еще свежа. Насколько вероятно такое совпадение: чтобы пара из Глонда поселилась здесь, на далеком острове с другой стороны планеты, и прямо под моей квартирой?

В ту же ночь я покинул снятое жилье, подремал до рассвета на скамейке в управлении порта, а потом перебрался на Салай Тиелет, третий остров в пятерке. Там я поселился в маленьком пансионе на дальней улице и стал подыскивать ближайший корабль, отплывающий на Хакерлин. Пришлось прождать в состоянии нервозности еще два дня, и в конце концов сесть на маленький паром, идущий до острова Фелленстел. Путь занял трое суток. На Фелленстеле, без задержек, не ища помощи адептов, я воспользовался первым же судном, заходившим на Хакерлин.

Абсолютное время и корабельное время отличались на несколько часов. Я не обращал внимания на градуал. Трудно было заснуть на узкой койке в каюте, затерянной в недрах корабля, и душными ночами я созерцал пару циферблатов, «Mutlaq Vaqt» и «Kema Vaqt», постепенно рассинхронизирующихся все больше.

Три дня спустя, плюс или минус несколько не то приобретенных, не то потерянных часов, я стоял у борта корабля, приближавшегося к Хакерлину-Обетованному, как назывался главный порт острова. Я смотрел на мельтешение ярко окрашенных водных птиц, вспархивающих из лагуны в предвечернем свете, и на то, как они сбивались в плотную стаю и перестраивались, уносясь в море за волнолом. Вокруг пристающего парома носились прогулочные лодки, некоторые из них издавали приветственные гудки. На другой стороне широкой лагуны виднелся лес, соприкасавшийся с окраиной города; деревья росли до самой воды, и многие опасно склонялись над волнами.