Моя пятнадцатая сказка - Елена Свительская

— Жалкие несколько грамм — все, что они увидели в душах! — уныло проворчал Бимбо-сан, — Драгоценная крупица, дарующая им вечность — хоть на муки ада, хоть на райские наслаждения — и те, и другие можно прочувствовать даже в пределах одной человеческой жизни, по нескольку раз. И жалкие несколько грамм веса по их измерениям!

— Я уж молчу, что прежде люди охотнее верили в богов и куда более уважали их, чем сейчас, хотя и уважали преимущественно с тем, чтобы выклянчить себе заступничество, — осклабился Синдзиро.

И от этой усмешки красивое лицо молодого мужчины стало каким-то зловещим. Особенно, при том, что на город уже стали спускаться сумерки — и темнота стала выползать из дальних и укромных уголков, расползаясь по улицам и приближаясь ко мне. И от этого странного разговора, и от четкого осознания подступавшей ко мне темноты, мне вдруг стало очень жутко.

— Я не думаю, что люди обмельчали, — вдруг серьезно возразил Нищий, — Во все времена, во всех народах хватало и своих мерзавцев, и своих мудрецов. Встречал я и святых. И даже просто хороших людей, из которых трудности не могли вытрясти человечность. Люди бывают разные. Их только в трудностях-то и разглядишь толком.

И сказано это было так, словно он уже веками, а то и тысячелетиями смотрел на людей и, может статься, даже в разных странах.

Он… точно человек?.. Или, все-таки, нет?..

— Да уж, трудности — это такая черта, — серьезно кивнул Синдзиро, — Когда внутреннее выходит наружу и проявляется во всей своей красе или отвратительной уродливости.

— А ведь люди еще и мечутся постоянно между злом и добром, — усмехнулся Бимбо-сан, — То одно, то другое. И не угадаешь порою, что они выкинут за новым поворотом судьбы.

— Но предположить сколько-то сносно можно, — серьезно возразил молодой мужчина, — Они же часто тяготеют ко злу или к добру.

— А я бы сказал, что немало и таких… никаких… сереньких. — вздохнул Нищий, поднимаясь, — Ох, заболтался я с вами. Пора мне идти и проведать моих детей, — ко мне вдруг повернулся, потрепал по щеке, — Ты, главное, помни, Сеоко, не все такое, каким кажется.

И как-то странно на Синдзиро посмотрел. А тот как-то слишком насмешливо улыбнулся ему.

И вроде разговор был об отвлеченных вещах, но они как-то так реагировали друг на друга… будто бы чего-то сокровенного коснулись. И самое важное уже обсудили.

Мы с хозяином магазина проводили старика взглядами, пока он не растворился в сумраке за изгибом улицы и чужим забором.

— Шла бы ты домой, дитя, — проворчал молодой мужчина, не глядя на меня, — Ночью по улицам бродят всякие разные… люди.

— Ну да, люди бывают разными… — грустно поболтала ногами в воздухе.

— Ну, так и шла бы?..

Вздохнула. Достала мобильник из сумочки пустой. Папа еще пытался упасть в забытье. А мама так и не подала мне никакого знака. Даже и не спросила, как я! Обидно!

Почему-то призналась Синдзиро:

— Я не хочу идти домой. Там пусто. И страшно. Папа пьет с друзьями или с коллегами, потому что расстроен. А мама еще не вернулась.

Продавец сладостей шумно втянул воздух, принюхался, осмотрелся по сторонам. И вдруг предложил:

— Может, пойдем тогда поищем твоего отца?..

— Так я не знаю, где он.

— Но я его, кажется, пару раз в одном баре уже видел, — молодой мужчина вдруг пристально всмотрелся куда-то в темноту за деревьями. Напрягся весь. Потом шумно выдохнул. Улыбнулся как-то странно, будто оскалился, будто показывая зубы кому-то, прячущемуся в темноте. Потом опять повернулся ко мне, улыбнулся мне уже дружелюбно и как будто бы искренно: — И раз видел, как вы вдвоем по улице шли. Думаю, это был именно он.

Задумчиво поболтала ногами в воздухе. Бимбо-сан как будто пытался меня предупредить, чтобы я не ходила с Синдзиро. Или просто разфилософствовался, что внутреннее не всегда такое, каким кажется снаружи?.. Но темнота меня почему-то пугала больше Синдзиро. И больше, чем одиночество. Как будто молодой мужчина уже стал какой-то… свой, что ли?.. Меня не цепляла его красота — я почему-то не видела в ней чего-то сверхъестественного — но что-то как будто меня к нему манило.

Потом все-таки поднялась, осторожно сжала руку продавца сладостей.

— Я не думаю, что мы его найдем. Но я буду благодарна тебе, если ты составишь мне компанию. Мне одной очень грустно. Я еще не привыкла, что осталась одна.

И тут же робко выпустила его ладонь.

Он вдруг наклонился — и сам взял меня за руку, переплетая наши пальцы.

— А между тем, дитя, люди обычно рождаются в одиночку и в одиночестве же умирают. Одиночество — это какая-то часть нашей жизни. И лучше бы ты научилась к ней приспосабливаться. Тогда в эти дни не так страшно будет.

— Но я пока не могу, — вздохнула.

— Ты пока еще лисенок. А детенышей защищают охотно. Хотя и обманывают в разы чаще. А вот станешь взрослой — и придется тебе самой со всем справляться — и всем плевать будет, умеешь ты или не умеешь. Тебе же выгоднее научиться справляться с трудностями самостоятельно. Кстати, я считаю, что люди становятся взрослыми не после постели с человеком другого пола, а когда они научатся самостоятельно справляться с трудностями. И возраст, и самостоятельность не всегда совместимы.

— Погоди… — растерянно потянула его рукав другой рукой, свободной от его, — Ты назвал меня лисенком? Но разве ж я лисенок?!

Синдзиро как-то странно и внимательно очень посмотрел на меня. Потом другой рукой поднял толстую прядь моих волос, всех собранных сегодня на затылке синей лентой.

— А чем не хвостик? Длинный, густой, роскошный.

Я рассмеялась.

Мужчина припечатал:

— И ты еще дитя.

На это почему-то обиделась:

— Ну и что?

— Констатирую факт, — заметил мужчина серьезно.

Да ну его! Он все же пытался меня развеселить и даже готов составить мне компанию в прогулке по ночным улицам. Не сердиться же на него!

— А у вас есть еще время, чтобы прогуляться со мной?

Он шумно втянул воздух. И выдохнул с некоторой заминкой, задумавшись о чем-то.

— Ваша возлюбленная не обидится, если вы задержитесь, потому что гуляете со мной?

Синдзиро накрутил на палец свободной руки конец пряди, выползшей из-под его кепки. Серьезно спросил:

— Какая из?..

Растерянно выдохнула:

— А у вас их много?!

— Так сразу и не упомню, — ответил он невозмутимо.

Почему-то руку из его вырвала. Руки скрестила на груди сердито:

— Значит, вы — неверный возлюбленный!

— То мое дело, — тяжелый взгляд, после которого мне захотелось попятиться от него.