Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский

По заповеднику шли неспешно, приноравливаясь к Диминому шагу. Смотрели, как на деревянных лавочках сидят ланкийские парочки, как, приобнявшись, они ласкают друг друга взглядами и с одной общей газетки пальцами подъедают рис с овощами.

– Романтика, – улыбнулась Аня, настраивая лямки своего горчичного «Дженспорта». Теперь по примеру Максима носила в рюкзаке всё самое ценное.

Чем глубже они заходили в лес, тем меньше встречали людей, хотя настоящими джунглями заповедник так и не стал: здесь почти не было животных, да и пригород чувствовался неотступно – издалека доносился пыльный шум дороги. Аня довольствовалась тем, что увидела перебегавшего по холму оленя и несколько раз вздрагивала, когда над сáмой головой, где-то в кронах, начинала надрывно кричать невидимая птица – её голос напоминал сирену игрушечной пожарной машины.

В заповеднике пахло одновременно прелой осенью и цветением. Откосы холмов по обе стороны грунтовой дороги были плотно усыпаны сухими листьями, и Максима тянуло уйти в непролазную гущу местных растений. Аня оказалась права. Прогулка пошла им на пользу. Беспокоили здесь только москиты, но и те отступили, когда Максим достал из рюкзака купленные ещё в Далхуси репелленты.

– Что будешь делать, когда всё закончится? – Аня поравнялась с Максимом. Дима остался чуть позади.

– О чём ты?

– Ну, когда Скоробогатов получит свой дневник.

– Не знаю… – Максим об этом не задумывался. Пока что не было повода. – Из универа меня, скорее всего, отчислили. Да в любом случае лучше уехать из Москвы. Переждать где-нибудь. Может, в Иркутске, у маминых родителей.

– А как же учёба?

– Ань, – Максим поморщился, – вот честно, это меня сейчас волнует меньше всего. – Потом добавил: – Попробую перевестись. В Иркутске должен быть какой-нибудь журфак.

– Должен быть, – согласилась Аня.

– Главное, чтобы мама сейчас не полезла оформлять мне академическую справку. Ей лучше не появляться в Москве.

– Это точно.

Какое-то время Аня шла рядом, а потом замедлилась – позволила брату нагнать её. Попыталась заговорить с ним. Дима отвечал односложно, без задора.

Опередив Шмелёвых на пятнадцать-двадцать шагов, Максим достал телефон, который ему в Ауровиле передала Лиза. Не мог сейчас с определённостью сказать, зачем включает его. Понимал, что это бессмысленно и к тому же опасно, но, отчаявшись разобраться с отцовскими тетрадями, готов был рискнуть – с жадностью хватался за любую возможную помощь.

«Моторола» почти разрядилась. Максим ни разу её не заряжал. Когда заиграла мелодия загрузки, едва успел пальцем придавить динамик. Шмелёвы не должны были узнать, что здесь происходит. Первым делом посмотрел в контакты. Один-единственный номер. Как и предупреждала Лиза. Никаких эсэмэсок, пустой список вызовов. Нет фотографий, нет заметок в календаре. Ничего. Если телефоном и пользовались раньше, то давно обнулили его до заводских настроек.

Максим уже хотел зажать кнопку выключения, когда телефон завибрировал. Пришла эсэмэска. Оператор по-английски сообщил о шестнадцати попытках дозвониться до Максима. Последний вызов – этим утром. Все звонки – с одного номера. С того самого, что Лиза оставила в контактах.

Максим и не подумал перезванивать. Вновь вытащил из телефона аккумулятор. Спрятал и то и другое в рюкзак.

– Макс!

Он и не заметил, что от возбуждения ускорился.

– Ты куда побежал?

О случившемся Максим никому не сказал. Рассеянно отвечал на Анины вопросы, толком не смотрел, куда они идут. Поглядывал на Диму, будто тот мог объяснить настойчивость Лизы – шестнадцать звонков! – а под конец решил, что нужно убираться из Канди. Ещё вчера смотрел расписание поездов до Коломбо. Последний отправлялся через четыре часа. Времени предостаточно.

Они свернули с основной дороги на тропинку и так вышли к обрыву на северной оконечности заповедника. Здесь стоял богатый дом, на подступах защищённый колючей проволокой и окружённый цветущей верандой. С веранды открывался далёкий вид на соседние горы, лесную низину и разбросанные по ней селения. Аня с восторгом осматривала роскошные владения, говорила, что сама не отказалась бы пожить в таком особняке, хотя колючая проволока выглядела несколько жутковато. Максим её оборвал:

– Возвращаемся.

Шмелёвы в недоумении переглянулись. Дима, несмотря на усталость, готов был продолжить прогулку, но Максим молча развернулся. С ним никто не спорил.

Назад шли быстро. Максиму приходилось то и дело останавливаться и недовольным взглядом подгонять Диму.

– Что-нибудь случилось? – спросила Аня.

– Пора уезжать.

– Уезжать?

– В Коломбо. Поезд в три часа.

– Мы же…

– Так надо.

Больше Максим не добавил ни слова. С каждой минутой его волнение, пусть толком и не обоснованное, усиливалось. А когда они добрались до озера, Максим попросил таксиста остановиться чуть в отдалении от гостиницы.

– Да что происходит-то? – теперь и Дима выглядел взволнованным.

– Ждите здесь!

Максим пожалел, что у него нет ни кепки, ни капюшона, под которыми можно было бы спрятать лицо. Шёл насторожённо. Обогнул квартал, в котором они жили, и, прежде чем приблизиться к гостинице, долго наблюдал за её входом со стороны.

Дважды позвонила Аня. Оба раза Максим сбросил вызов.

Всё самое ценное у них было с собой. Деньги, документы, телефоны – на руках. Тетради отца, листок со стихотворением и экспедиционную сумку, ужатую ремнём, Максим носил в рюкзаке. В номере по большей части оставались вещи Шмелёвых. Ничто не мешало сразу отправиться на вокзал, однако они не успели оплатить проживание, и сейчас Максим терзался – вернуться в гостиницу или не рисковать и скорее уехать.

– Паранойя, – процедил Максим.

В конце концов рванул ко входу. Надеялся быстро решить все вопросы с хозяйкой, забрать вещи и бежать к такси. Чувствовал, как надрывно колотится сердце – оглушает, заставляет дышать открытым ртом. А потом замер. Увидел бордовую лужицу на асфальте у самых дверей.

Это могло быть простым совпадением. Как и настойчивые звонки Лизы. Однако Максим отпрянул. Затравленно огляделся. Вновь посмотрел на знакомую жижу, растёкшуюся и подсохшую. Сразу узнал её. Такие оставлял Баникантха.

Здесь, в гостиничном квартале, да и во всём Канди Максим почти не замечал любителей бетелевой жвачки.

И, кто бы ни оставил этот след, он сплюнул не раз и не два. Значит, стоял долго, чего-то ждал.

– Представь, что перед тобой, в озере, тонет человек. – Монах по-прежнему улыбался, но теперь в его улыбке была грусть. Такая тёплая, понимающая, что Максим не мог на него смотреть. Эта грусть его раздражала, как и всё, о чём говорил Джерри. – Ты бы его спас?