Зершторен - Александр Александрович Заборских

В синей, фиалки

Цвета – в тишине – ночи

В созерцании

Один – и в мерцании

Экрана нашёл покой…

Просыпаюсь под рекламу. Солнечный свет сочиться из окна. По кровати разбросаны фантики, в ногах валяется пустая бутылка из-под газировки, под боком такая же, только ещё с некоторыми остатками. В тело врезаются крошки. На тумбе стоит плошка с печенюшками и конфетами. Тут же пустая кружка с кофейной гущей вперемешку с размоченным печеньем.

Гляжу на соседствующий со мной ноутбук, определённо разрядившийся, так как от него не тянется провод.

Принимаю очередную порцию лекарств. Голова вроде бы пока не беспокоит, что чрезвычайно радует.

Подключаю компьютер к сети; мой редактор ответил на мои многословные опусы лаконичным «хорошо». Делаю попытки вновь приняться за журнальный заказ. Перечитываю уже имеющиеся абзацы, но никаких новых мыслей не появляется, да и желания продолжать тоже.

Решаю наконец вернуться к роману, как бы не бежал этого все эти месяцы, обретшие вид целого года. Мой «Тополь»…

Помнится, я начал его, ещё когда мне было лет пятнадцать, удивительно. Сколько раз его правил, исправлял, перечитывая, наверное, уже на сотый раз. И вот сейчас опять с самого начала читаю, и всё мне знакомо, всё любимо и мило: герои, окружающий их мир – и самое главное, что меня во всём этом восхищает, – это то, что я – единоличный творец всему этому; что я – равный Богу, создавшему Адама и Еву и Рай с Преисподней.

Но вдруг, продвигаясь всё дальше по тексту, я понимаю, всё более отчётливо, что мне не нравится. К каждому слову, к каждой реплике у меня внезапно появились претензии; претензии к самому сюжету, к характерам – ко всему.

Нет, нет, только не это! – повторяю я. Всё же было идеально! Как такое может случиться! Что всё в один миг стало не годным!

И это тяжелое настроение меня не покидает, пока «Тополь» не обрывается на полуслове, там, где несколько лет назад я прервал работу над ним. Я ошарашен. В буквальном смысле берусь за голову и широко распахнутыми глазами вперяюсь в пространство, пытаясь уразуметь, осмыслить то, что только что произошло. Как??? Как я мог так ошибаться?!

Отшвыриваю ноутбук в сторону, сажусь, опустив ноги на холодный пол, и, как в какой-то бездарной драме, роняю голову на подставленные руки и… чуть ли не плачу.

Как я мог так ошибаться?

Вдруг приходит страшное предположение: а если сейчас перечесть «Зершторен»? Неужели и он мне сейчас покажется никчёмным?

Устремляю водянистый взгляд в стену, в книжный шкаф и уже вижу корешок его… неохотно приподымаюсь, чтобы дотянуться рукой до полки. Снимаю с неё моё вымученное детище. В смятении изучаю обложку, измусоливая одну и ту же думу: неужели ты меня разочаруешь? Скольжу по буквам моего имени, титула, пролистываю, обозревая мельком знакомые символы и их расположение. В задумчивости просиживаю не одну минуту. Наконец, всё же решившись, открываю книгу на первой странице и начинаю читать. Первая часть такая же, как и годами ранее. Ничего не изменилось. И чувства во мне те же самые, что и были в прошлом, в тот момент, когда я это писал. Знакомлюсь в очередной раз со второй частью. И здесь меня пробирает уныние: чем далее я продвигаюсь по тексту, тем всё более схожи мои ощущения с теми, которые я испытывал, перечитывая «Тополь» – мне не нравится, уже не нравится. Как это могли напечатать??? Читаю третью часть – и всё то же самое!!! Полный провал. Откладываю книгу в сторону: на сегодня достаточно неприятных откровений…

Тупо пялюсь в стену и не могу прийти в себя. Перебираю в голове варианты. Варианты того, что можно было бы сделать с этим, что предпринять.

Переписать? Всё полностью?

Нет, не пойдёт…

… скомкать, сжечь, уничтожить со злости на себя и эти слабые нелепые тексты; пробирает стыдом и чувством позора, дрожь пробегает по коже; как странно: всего-то несколькими неделями ранее мы с тобой гордились всем тем, что когда либо нами было написано. Ну а «Зершторен» и вовсе был для нас сакральным, чем-то великим и исключительным. Сейчас он не более чем лепет возомнившего о себе чёрте что юнца… по сути, когда мы писали его, нам было девятнадцать лет. Этакие амбициозные, горделивые, самовлюблённые…

Но странно то, что его признали массы… выходит это какое-то сугубо наше сиюминутное помутнение? Какой-то сбой… срыв. Неверный угол зрения, неверное прочтение. Но как оно может быть неверным, если мысли эти формировал я сам, как у меня, автора, может быть проблема с репрезентацией?!

Значит, ошибаются массы. Что́ особо не удивляет.

Ставлю книгу обратно на полку.

И думаю, чем бы заняться? Писать уж точно пока не смогу. Читать тоже не хочу нисколько. Единственно интересный для меня сейчас автор – это я сам. Иные же ушли на второй план, а их произведения и вовсе стали все эфемерными и едва различимыми в этом моём угрюмом состоянии. Слова всё равно не будут стягиваться в хоть сколько-нибудь связные строчки – это мне уже известно, даже и без экспериментов. Голова занята совсем другим… совсем другим.

Можно предположить, что я себя накручиваю. И – да, я накручиваю, но, даже и признавшись, не начинаю чувствовать себя лучше ни на грош, только всё более убеждаюсь в обратном – в том, ужасном, кошмарном, непостижимом: я пошёл не по тому пути...............................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................

Неужели оно так и есть, что это – не мой путь, что всю эту жизнь, всё это время я ошибался??? Шёл не туда… все эти годы заблуждался? Вспоминаю, сколько в памяти компьютера ещё храниться черновиков: несколько начатых романов, десятки рассказов, повестей, поэмы, стихи – всё не так? Всё напрасно? Все мои надежды? Все мои усилия, весь мой труд… сотни страниц, миллионы символов… десятки персонажей… их жизни – пустяк, бессмыслица… лишь набор единиц да нулей… ???

В какой-то миг я едва себя останавливаю от того, чтобы не удалить все файлы из памяти ноутбука. Не могу, просто нет сил с этим проститься навеки. В этих строчках, в каждой букве или запятой – весь я, даже если то не совершенно, всё в изъянах и кривости, вся моя жизнь… и если это исчезнет, то я исчезну вослед… без меня же всё это наследие продолжит существовать… вот он – мой роман разрушения – стоит на полке в шкафу… и судя по продажам: практически у полумиллиона таких же, как я, людей, он продолжит стоять, даже если