Тайна Кристин Фоллс - Джон Бэнвилл

снаряд. Спокойно, точно со стороны, Фиби наблюдала, как «оживает» знак — «бьюик» и поезд неслись к точке пересечения. Деревянный шест задрожал и начал опускаться. «Стой!» — закричала Фиби. К ее удивлению, крик получился, не испуганным, а ликующим. Энди Стаффорд не слушал, машина рвалась вперед, увлекая за собой все вокруг: Фиби чудилось, что придорожную траву засасывает в дикую воронку их движения. Сейчас они врежутся в шлагбаум, точно врежутся — Фиби уже слышала скрежет металла и звон битого стекла. Краем глаза она увидела поразительно четкую картинку — дежурный на пороге деревянной будки, на комбинезоне не хватает застежки, бесформенная фетровая шляпа сдвинута на затылок, большой рот разинут в немом крике. С другой стороны переезда навстречу «бьюику» спешил маленький черный автомобиль, вылитый жучок! При виде несущегося «бьюика» «жучок» испуганно свернул на обочину. Фиби показалось, что он шмыгнет в болотную траву и спрячется. «Бьюик» загромыхал по рельсам, и когда Фиби оглянулась, шлагбаум опустился на последний фут и замер, а в следующий миг промчался поезд, встретивший их недовольным ревом, который быстро затих. Поезд исчез из вида, и «бьюик» рванул мимо «жучка», осмелившегося просигналить в знак протеста. Фиби поняла, что истерически хохочет — даже икает! — и судорожно стиснула лежащие на коленях руки.

«Бьюик» домчался до поворота и притормозил. «Плавно, словно с небес спустился», — подумала Фиби и прижала пальцы к губам. Неужели она впрямь хохотала?

— Вы…. Ты что творишь?! — закричала Фиби. — Мы же чуть не разбились! — Энди даже не обернулся. Он развалился на сиденье, удовлетворенно вздохнул и, прижав затылок к подголовнику, надвинул фуражку на глаза. Прямая, как сабля, Фиби буравила его гневным взглядом, точнее буравила то немногое, что видела, ведь Энди практически лежал. — Почему мы остановились?

— Дух перевести, — без тени волнения ответил из-под козырька Энди и повернул зеркало так, что его глаза, «разделенные» пополам прозрачным козырьком фуражки уставились на Фиби. — Угостишь английской сигареткой? — спросил он, растягивая слова с томной вкрадчивостью.

Ну вот, «тыкать» начал… Отказывать было неудобно, но если честно… Голова до сих пор кружилась. Фиби открыла серебряный портсигар и протянула через спинку переднего сиденья. Сигарету Энди взял левой рукой, словно нехотя, постарался задеть запястье девушки. Фиби сама не отказалась бы от сигаретки — теперь она понимала, почему люди курят — но смутно понимала: ухаживание и панибратство поощрять нельзя. Она захлопнула портсигар, спрятала его в ридикюль — эх, нужно запомнить: в Америке говорят просто «сумочка» — достала помаду и открыла пудреницу, в которой было маленькое зеркало. В глазах горел дикий огонек, на щеках — лихорадочный румянец. Зато сонливость как рукой сняло.

Губы накрашены, пудреница спрятана в сумочку — Фиби осталось лишь сложить руки на коленях и не переборщить с чопорностью. Невидимые плети, соединившие их в тишине салона, зачахли. Энди Стаффорд резко выпрямился, открыл окно и вышвырнул лишь на четверть выкуренную сигарету.

— На вкус как сыромятная кожа, — объявил он, снова развалился на сиденье и надвинул на глаза фуражку.

— Мы что тут целый день проведем? — раздраженно спросила Фиби.

Энди выдержал эффектную паузу и, растягивая слова, теперь на манер «хорошего мальчика», проговорил:

— Может, сядешь вперед ко мне?

Фиби аж охнула.

— По-моему, вам следует отвезти меня домой, — проговорила она, надеясь поставить наглеца на место.

Странно и даже нелепо разговаривать с человеком начальственным голосом, когда видишь только его макушку.

— Домой? — хихикнул Энди. — Далековато ехать, даже на такой ласточке, как эта машина.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я! — рявкнула Фиби. — Поехали, и на этот раз без игры в автогонщиков.

Энди не спеша выпрямил спину, завел «бьюик» и на следующем перекрестке свернул к побережью. В салоне царила тишина, но Фиби не сомневалась: Энди страшно собой доволен. Он впрямь предложил ей сесть рядом с ним? Кроме негодования, которое Фиби из себя выжимала, было и другое, непроизвольное чувство, пульсирующее в центре сознания. Это чувство раздражало, хотя неприятным не казалось. Щеки пылали, слово кто-то надавал пощечин, сильно, но игриво, пытаясь раззадорить. У крыльца Мосс-Мэнора Энди буквально выскочил из салона и открыл Фиби дверцу, прежде чем она потянулась к ручке. В его насмешливом бесстыже-соблазняющем взгляде горел безмолвный вопрос: «Расскажешь деду, Роуз или Квирку о том, что случилось за этот час?» А что, собственно, случилось? Фиби хотела проигнорировать безмолвный вопрос, но не сдержалась и так же безмолвно ответила: «Нет, не скажу». Впрочем, они оба прекрасно это понимали. Густо покрасневшая, Фиби протиснулась мимо Энди. Заглянуть ему в глаза она не рискнула и нарочито резко велела ехать в деревню за мистером Квирком.

Мистер Квирк ждал на углу главной деревенской улицы. Из-за трости и черного пальто, раздуваемого ветром, и черной же надвинутой на глаза шляпы он напоминал крупного взъерошенного ворона. Энди вылез из салона и хотел открыть пассажирскую дверь. Однако, вопреки его надеждам, Квирк распахнул заднюю и сел на место Фиби. Что-то в Квирке очень нравилось Энди или, по крайней мере, внушало уважение, вероятно, дело было в высоком, как у отца, росте. В общем, едва машина тронулась, Энди начал рассказывать о «Лимузинах Стаффорда». С каждым словом он все больше загорался своим планом и вскоре почти поверил, что его служба проката уже действует. Квирк не сказал ни слова, но Энди не расстроился: он уже понял, что разговаривает сам с собой.

Энди собрался свернуть с шоссе на дорогу к Мосс-Мэнору и рассказывал о «порше», который купит на первую полугодовую выручку «Лимузинов Стаффорда», когда Квирк заявил, что желает поехать в Бруклин.

— В приют Пресвятой девы Марии, — уточнил он.

Энди не ответил, лишь развернул машину, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Объяснять, где этот приют, не требовалось: Энди и сам знал. Он думал, что больше близко к нему не подойдет, но вот Квирк хочет туда отправиться. Зачем? Неужели он посланник ирландских рыцарей черт знает кого, явившийся проверить, как содержатся дети, и как ведут себя монахини? Они поедут в Бруклин без ведома мистера Кроуфорда? Неожиданно Энди расслабился, решив, что Квирк — сыщик. Ну и прекрасно, пускай нароет компромат и на старика Кроуфорда, и на эту чертову Стефанию — что это за имя, черт подери?! — и на ирландского священника Харкинса. Кое о чем Энди мог бы и сам ему поведать, но после ЧП с ребенком нельзя. Ледяные мурашки снова побежали по спине. Вдруг Квирк узнает о гибели малышки? Вдруг… Нет, ни о чем он не узнает! Откуда Квирку узнать, кто ему скажет? Явно не Стефания и не рыжий священник,