Последний холостяк - Бетина Крэн

Репортер Руперт Фитч в это время спешил в редакцию газеты «Гафлингерс», чтобы написать фельетон для завтрашнего номера. В том, что его опубликуют на первой странице и нарекут самой скандальной историей месяца, а может быть, и года Руперт не сомневался.

Он видел и слышал все: и то, как компания пьяных мужчин вломилась в дом Ремингтона Карра, горланя призывы к расправе, и то, как они проникли в личные покои графа. В суматохе Руперт умудрился проскользнуть незамеченным в холл и затаиться на лестнице. Правда, вскоре там его обнаружили лакеи и за ухо вывели вон. Однако и того, что он успел услышать, было вполне достаточно для сенсационного репортажа. Спустя короткое время наружу вывалилась и толпа посрамленных дебоширов – кое у кого из них кровоточил нос или сиял под глазом фонарь, кто-то кряхтел от боли в помятых графом ребрах, кому-то лакеи набили шишек на голове. А вскоре после этого из парадного входа вылетела рыдающая леди Пакстон в помятой одежде и с ужасом на бледном лице. Ее преследовал полуголый – в одних брюках – граф, и глаза «го при этом светились безумным блеском, как у маньяка.

Репортер хихикнул и потер ладони. Аристократы устроили дебош в центре Лондона! Вот уж скандал так скандал! Да еще с душком любовной интрижки! Тут и пьяная драка, и крики, и слезы униженной и оскорбленной дамы. Нет, определенно редактор не только не поскупится на щедрый гонорар, но и повысит ему жалованье.

Луна скрылась за тучами, и зловещий мрак, окутавший Лондон, сгустился.

На следующее утро солнце взошло на небосводе в положенный ему для этого Творцом час. Чай, поданный на стол к завтраку для обитателей Пакстон-Хауса, был, как обычно, горяч, мармелад – сладок, лепешки – пышны и румяны, масло таяло во рту. Однако почтенные дамы вкушали все эти яства без свойственного им аппетита, то и дело тяжело вздыхали и тоскливо переглядывались, как бы сокрушаясь по поводу чрезвычайного происшествия, нарушившего нормальный ход их существования в этом доме.

Минувшей ночью, незадолго до полуночи, вернувшаяся из города Антония молча проследовала в свои покои и уединилась там, захлопнув за собой дверь. Озадаченные столь странным поведением своей благодетельницы, вдовы собрались в холле возле ее комнат, чтобы выяснить причину удивительной метаморфозы, случившейся с леди Пакстон. Надрывные рыдания, доносившиеся из ее спальни, подсказали им, что виновник ее душевных страданий – Ремингтон Карр.

Эту версию подтвердил и свежий номер газеты «Гафлин-герс», доставленный в обычное время почтальоном. Заголовок фельетона, напечатанного на первой странице, гласил: «Аристократа и вдову застукали в их любовном гнездышке».

Автор скандального опуса – Руперт Фитч – не называл имен своих «героев», но приведенных им деталей любовной интриги, среди которых упоминалось и заключенное невезучей парочкой пари, было достаточно, чтобы догадаться, о ком именно идет речь. Персонажи фельетона были захвачены врасплох в довольно-таки пикантной ситуации группой известных в высшем свете джентльменов, прибывших к хозяину дома с поздним визитом: обнаженными, растрепанными и взволнованными.

Скрепя сердце вдовы были вынуждены признать, что леди Антония и лорд Карр не устояли перед натиском эмоций, порожденных возникшей между ними взаимной симпатией. Следствием такой неблагоразумной поспешности стала не любовь до гроба, а настоящая жизненная катастрофа.

Антония вышла из спальни только около полудня, бледная, подурневшая и с опухшими от слез глазами. Ее черное платье было застегнуто на все пуговицы от шеи до талии, держалась она так, словно присутствовала на чьих-то похоронах. Как только Антония вошла в притихшую гостиную, к ней подошли Гермиона и Элинор.

– Тебе нездоровится, милочка? – спросила, беря ее под руку и увлекая к креслу, тетя.

Антония рассеянно окинула взглядом остальных подруг, смотревших на нее с нескрываемым сочувствием, и на сердце у нее потеплело.

– Вам, очевидно, известно, что этой ночью… – Антония осеклась и потупила взгляд, не найдя в себе мужества закончить фразу.

– Нам все известно, милочка, – сказала Гермиона. —

Как и всему городу. Вот ознакомься! – Она протянула Антонии газету.

Пробежав глазами заголовок, леди Пакстон покачнулась и плюхнулась в кресло. Отдышавшись, она прочла фельетон от начала до конца и пришла в ужас. Отвратительные подробности унижения, которому она подверглась в доме Ремингтона Карра, упоминание о присутствовавших при этом известных джентльменах и ряд других деталей не оставляли сомнений в том, что скандал получит широкую огласку и общественный резонанс.

– Этот вездесущий Руперт Фитч вертелся у нашего дома всю минувшую неделю, – многозначительно промолвила Элинор.

– Гнусный негодяй! – добавила Гертруда и негодующе встряхнула буклями.

Вдовы окружили кресло, в котором сидела опечаленная Антония, и стали выражать ей поддержку и любовь.

– Мне стыдно за свой необдуманный шаг, – пролепетала она, оправившись от потрясения. – Я не должна была идти к нему. Но он уверял меня, что пересмотрел свои убеждения, изменил свое отношение ко всем нам, женщинам. И мне поверилось, что это действительно так… Я решила, что он любит меня… Людская молва меня не тревожит, однако я понимаю, что мое грехопадение бросает тень как на светлую память о сэре Джеффри, так и на всех нас. Поэтому прошу вас постараться понять меня и не судить слишком строго…

– Не надо извиняться, леди Антония, – сказала Молли, потрепав ее по плечу. – Вы не сделали никому из нас ничего дурного. Что же касается вашего греха… Кто из женщин хотя бы раз в жизни не оказывался в подобной ситуации? Мы ведь слабые, мягкосердечные создания!

Все дамы закивали в знак согласия и принялись утешать убитую печалью Антонию. Она слегка повеселела и даже улыбнулась, ободренная такой солидарностью.

От нахлынувших чувств Антония расплакалась, хотя и думала, что за ночь выплакала все слезы, и почувствовала себя гораздо лучше. Она была чрезвычайно признательна подругам за их поддержку в трудную минуту жизни и тронута их сердечной любовью. Когда-то она оказала им помощь и приютила их, теперь же они отплатили ей за это сторицей. Несомненно, всех обитателей этого дома связывали не только практические соображения, но и нечто большее – родство душ, невозможное без неподдельной любви.

– Какая досада, что все так нелепо оборвалось! – задумчиво промолвила Пруденс. – Ведь между вами, леди Антония, и его сиятельством наметилось взаимопонимание. Более того, граф созрел для того, чтобы наконец-то связать себя брачными узами.

Антония оцепенела, явственно представив себе мерзкую сцену в спальне предателя Ремингтона: себя самое, голую в его постели, трепещущую от унижения и ужаса, и его подвыпивших дружков, поздравляющих графа с удачным исполнением их задания. Да как он мог так подло поступить с ней? И почему она ему поверила?

– Связать его брачными узами? – с негодованием переспросила она. – Да его надо повесить! Ему все было заранее известно! Мало того, я уверена, что он сам все это и придумал!