Исход - Светлана Замлелова

Сначала, пока Яздундокта Прохоровна жаловалась на свою перезревшую воспитанницу и её глухонемую подругу-вольтерьянку, мать Филофея ничего не понимала и недоумевала: при чём здесь матушка Елпидифора и как обитель-то сможет помочь этой странной женщине. Однако, взглянув на матушку, Филофея удивилась ещё больше: настоятельница слушала Яздундокту с таким неподдельным интересом и вниманием, как будто всю свою жизнь только и делала, что отваживала неудобных подруг от слабоумных девиц. Интерес этот разъяснился, когда матушка Елпидифора сказала кротко:

– Помочь тут немудрёно, только вот…

А Яздундокта, словно того и ждала, подхватила:

– Расходы, матушка, мы возьмём на себя…

Тут Филофея сообразила, что матушка с Яздундоктой уже давно друг друга поняли, а все разговоры велись для того, чтобы соблюсти приличия.

– …Только вот боюсь, велики расходы-то окажутся. Как ни крути, а задача непростая… – опять каким-то чужим голосом проговорила матушка Елпидифора.

– Задача, матушка, проще некуда, – отозвалась Яздунтокта, махнув при этом рукой. – Только и нужно: приедут они – поселить их в монастыре. А уж после развести, чтоб не стакнулись больше… Вот…

Она расстегнула саквояж, с которым приехала, и достала оттуда бумажный свёрток.

– Здесь, матушка, пятьдесят тысяч, – сказала она решительно. – На первое время, так мыслю, хватит…

Мать Филофея ахнула и закрыла рот ладошками, а матушка Елпидифора только бросила на неё взгляд, полный неудовольствия.

– Хватит, – сказала она Яздундокте, – и протянула руку за свёртком.

Свёрток исчез где-то в складках рясы, а матушка уже своим голосом ответила:

– Пусть едут.

С этого времени началось в монастыре ожидание, а вскоре действительно телега привезла двух молодых женщин, по виду не крестьянок.

* * *

Здесь, впрочем, стоит остановиться подробнее и рассказать подлинную историю Яздундокты Прохоровны и её воспитанницы.

Яздундокта Прохоровна Мамай родилась перед самой отменой крепостного права, потому родители её были в собственности небогатого орловского помещика. Жена этого помещика, дама энергичная и оттого вечно подыскивающая себе разнообразные занятия, помогала принимать у крестьянок роды, давала новорожденным имена, охотно становилась восприемницей, учила детей грамоте, а баб и мужиков заставляла лечиться гомеопатией. Поскольку деятельность эта была продиктована скукой и служила орловской помещице своего рода игрой, то и результаты подчас оказывались весьма игривыми. Однажды ей взбрело в голову, что имена новорожденным следует давать строго по Святцам, не отступая ни на день и пользуясь предложенным разнообразием. Так мало-помалу в округе стали появляться Дросиды, Голиндухи, один Уирко, один Папа, были даже Квадрат и Фусик.

Девчонка у дворовых крестьян Малахаевых родилась 3 ноября. Помещица, бывшая при родах, открыла Святцы и объявила:

– Яздундокта!

Роженице было всё безразлично, повитуха, зная хозяйку, только покачала головой. Случившийся в доме батюшка, узнав о новоявленной Яздундокте, пожевал губами и сказал:

– Что-то это как-то того… Опять вы, матушка, чрезмерное усердие простираете…

– Ничего я, батюшка, не простираю, – пожала плечами барыня. – Вот тут написано: 3 ноября. Что же вам ещё? Не я же таких имён навыдумывала.

Батюшка, сидевший вполоборота у круглого стола в гостиной, постучал пальцами по бархатной скатерти и снова пожевал губами.

– Так-то оно так… – согласился он. – Только ведь людям жить с таким прозвищами… Как-то это… не того.

– Жили же раньше! – нетерпеливо сказала помещица, раскинувшаяся на диване.

– То, матушка, в других землях жили. С другими обычаями…

– Для чего же тогда Церковь имена эти чужеземные вносит в русские Святцы? – спросила барыня, кивая на Святцы, лежавшие на столе перед священником.

– В Святцах, матушка, имена святых, Богу угодивших. И нет такого закона, чтобы младенцев день в день называть.

– Раз, батюшка, Церковь приемлет Святцы, значит, и закон есть, – отрезала барыня, начинавшая терять терпение.

– Супруга моя, Матрёна Ивановна, День Ангела справляет 6 ноября… Так назовите, по крайности, Матрёной. Зачем же…

– Младенец женского пола появился на свет третьего – слышите, батюшка? – третьего, а не шестого ноября. При чём же здесь Матрёна, я вас спрашиваю?.. В Святцах ясно сказано: 3 ноября – Яздундокта. Чего же вам ещё? – барыня вскочила с дивана и в нетерпении, сцепив пальцы, прошлась по комнате.

Батюшка взял Святцы и принялся листать.

– Есть ещё Снандулия, – со слабой надеждой в голосе сказал он. – Всё лучше, однако…

Барыня остановилась и задумалась. Потом быстро подошла к батюшке и заглянула в Святцы. Но тут стоявшая в дверях повитуха мрачно сказала:

– Снандулия в прошлом году народилась…

– Ну конечно! – развеселилась барыня. – Как же это я забыла?.. Дочь скотницы… Ну и зачем же нам две Снандулии? Пусть их будут Снандулия и Яздундокта.

Так и появилась на свет Яздундокта Прохоровна. Девчонка она была смазливая и шустрая, и барыня развлечения ради учила её музыке, французскому языку и прочим полезным наукам. Когда же барыня умерла, Яздундокта, получившая в приданное пятьсот рублей и несколько старомодных платьев, отправилась в Орёл искать места. Удивительно было то, что деревенская девица сумела проявить в городе и характер, и сметку, и даже известную настойчивость, без всякой протекции добившись для себя места гувернантки. Потом она вышла замуж, переменила фамилию на Мамай и родила сына. Потом овдовела и, оставив сына в деревне, снова отправилась на поиски места, теперь – в Москву.

Она сменила несколько домов, пока наконец не оказалась в доме вдовой статской советницы Виринеи Побратимовой, владелицы приличного состояния, воспитывавшей малолетнюю дочь. Ребёнок этот, именем Зоя, был болезненным, тихим и привязчивым как собачонка. Глядя на худенькую, задумчивую девочку с огромными глазами и прозрачной кожей, можно было подумать, что любить кого-нибудь – страстно, болезненно, самоотверженно – назначено этому ребёнку самой судьбой. Она любила всех и мучилась муками каждого. Нищие старухи, голодные дети, битые животные заставляли её страдать по-настоящему. Тихую, богомольную мать она боготворила, а когда в доме появилась гувернантка, немедленно привязалась и к ней. В самое короткое время Яздундокта Прохоровна сделалась другом и наставником для Зои, слушавшейся её во всём и доверявшей ей полностью. Когда же Зое исполнилось шестнадцать лет, умерла её мать – кроткая Виринея. И тут же родственники испугались, как бы за обожаемой матерью не последовала и сама Зоя – так велико было её горе, так тяжело переживала она свою утрату. И если бы не Яздундокта Прохоровна, кто знает, вернулась бы Зоя к жизни. Так, по крайней мере, говорили все родственники Зои, со стороны наблюдавшие, как Яздундокта ухаживает за своей воспитанницей. Они даже ездили в Крым поправить здоровье Зои. А вернувшись в Москву, вскоре снова засобирались в дорогу. На сей раз в Порхов, где, как утверждала Яздундокта, были у неё родственники. В частности, сын.