Хвост Греры - Вероника Мелан

Как же умело он бил, очень профессионально.

Холодно, холодно, холодно.

И зачем-то будто издалека, звучит его голос.

–…псевдоразумная субстанция. Яд, проникающий через легкие. Ты вдыхала его минуту и двадцать три секунды… Если бы ты была человеком, это количество убило бы тебя за три минуты. Моя энергия… С ней ты продержалась бы около тридцати минут…

Было очень больно. До сих пор.

«Кейна… я был должен…»

«Отпусти».

–…нужен был стресс в девяносто восемь процентов, такой же уровень боли… Быстро.

«Лучше бы бил не ты… Кто-то другой…»

«Кто-то другой мог не успеть…» Кого-то другого он убил бы после сам.

И да, Карра успел.

*****

Тьма, оставшаяся внутри, пыталась меня дожрать, как кусок мяса. Она налипала, а сил, чтобы бороться, не осталось.

Прозвучавшие сквозь ватную подушку боли слова «Иллюзия, вторая стадия… галлюцинации… держись!» остались где-то за кадром.

Он был рядом, он обнимал. Он был мне не нужен, я не просила, но он стал щитом, проявился из той части меня, куда проникал когда-то во время занятий любовью – из самого центра.

«Уходи».

«Нет».

«Пусть она меня… дожрет…»

Хотелось снова не быть, не чувствовать.

Щит светился белым, щит укрывал меня, свернувшуюся калачом во тьме. Неумолимый, глухой к моим просьбам Карра был зонтом, не позволял инородной субстанции приблизиться.

«Ты сделал мне… больно».

Сквозь мою ненависть, как сквозь пористый бетон, лилась внутрь его любовь – я ей захлебывалась, я хотела от нее рыдать.

*****

Комната уже другая – не камера, есть кровать.

Хотелось выпихнуть Лиама из себя, исторгнуть его из себя, как недавно «нефть».

«Ненавижу…»

«Молчи. Я должен тебя восстановить».

*****

А после я проснулась иной. Другой. С нормально дышащим горлом, без боли в теле. И стеклянные осколки разбитой башни, о которые я исколола всю спину, превратились вдруг в хрустальную плазму. Очень гибкую и податливую.

Я впервые поняла, что… он… сделал.

Лиам устал. То был редкий момент, когда он спал – работала только его гудящая ладонь, восстанавливая клетки моего тела. После побоев, после чужеродного яда.

«А если бы мне предстоял такой выбор, который пришлось сделать ему? Я бы сумела?» Избить того, кого любишь больше жизни, ради того, чтобы вызвать нужный уровень боли, нужный процент стресса? Или так, или смерть. Сумела бы вдарить бейсбольной, врученной мне битой, по родному человеку, чтобы его спасти? Бить его так, чтобы хрустели кости, чтобы рвалось мясо…

Я сама прыгнула не туда, сама попала в запрещенный квадрат, надышалась какой-то дрянью. А из горечи сейчас состоял он. Такой же сильной, как тогда, когда смотрел на то, как в меня летят голубые лучи, как убивают, прожигая кожу. Ради моего спасения он прыгнул в кипящий котел со смолой, подверг себя внутренней агонии.

Я чувствовала его состояние, как свое. И помнились в момент удержания надо мной внутреннего «зонта» его глаза – синие, со стальными окружностями серебристых колец по центру. Символ щита.

Он проснулся, едва я пошевелилась. Потемневший, тяжелый взгляд. Делая то, что делал, Карра знал, что, возможно, теряет меня. Он был готов пожертвовать собой. Занеся руку для первого удара, он сделал это.

– Спи, – проговорил тихо, – еще не все восстановлено.

Глыба снова лежала на его сердце. Но она сползала с моего.

Могла ли я подумать, что тот, кто приставил к моему колену дуло пистолета, все-таки принц?

– Я… поверила тебе… знаешь…

«В твою нелюбовь».

Период облегчения наступал для меня. Боль Лиама длилась, как неугасающий аккорд.

– Чертов… гений…

У него внутри темно, у него внутри тяжело. Долгий взгляд глаза в глаза, готовность получить удар в грудь, теперь от меня.

– Я пойму, – пауза, – если ты никогда не простишь того, что я сделал.

Сделал. Да. Он спас мне жизнь. Метод был выбран крайне неприятный, болезненный.

– Профессионально ты бьешь…

Юмор ведь помогает. Юмор облегчает.

Но не сейчас. И не с Лиамом.

Я вдруг ощутила, что эта разбитая башня – иллюзия. А все остальное настоящее. Положила руку на его лицо, ощутила тепло кожи. Нет, его ладонь никогда не пропадала. Она будет для меня даже тогда, когда я сама разожму пальцы, желая уйти.

– Обещай мне, – прошептала хрипло, – если я когда-нибудь опять буду дурой и попаду в похожую ситуацию… ты сделаешь это еще раз.

То, что сделал.

– И да, ты все-таки меня «сломал».

Прозвучало уже не обидно, с тенью смешка. Зарастут все иллюзорные трещины; наш общий узор сложится в новый, еще более красивый цветок – теперь я знала это наверняка. Этот мужчина никогда не даст мне упасть, даже очень жесткой ценой. Любой ценой.

«Кто кого сломал…» – конечно, это не мелькнуло в его глазах. Мне показалось. СЕшники не ломаются, они, как машины, «работают» до последнего. И да, будь я дурой, Карра сделает это еще раз, даже если покалечит, разобьет самого себя изнутри. Ради меня.

– Не делай так больше, Кейна.

Вот и весь укор.

Он не злился, не журил. Он просил об этом для нас обоих, чтобы не проходить через это еще раз.

Его любовь затапливала меня через его же боль.

– Обними меня, – прошептала я.

«Обними очень тесно, чтобы нечем дышать, накрой, стань моим вечным куполом». Я вдруг поняла, что верю ему, как себе. И что мне не нужна плита на его сердце, мне просто нужен он – мой Лиам.

«Уже».

Уже щит навсегда. Навечно. Навсегда.

Он обнял так, как хотелось, – всем собой. И теперь боль вытекала из нас обоих, из дураков, как через пробоины.

– Отличный у тебя все-таки хук справа… – шепнула я после долгого молчания.

На душе уже легче, светлее.

Когда-нибудь он научится снова улыбаться.

У нас на двоих внутри одна плазма.

*****

(Lidia Buble – Lacгtul Și Femeia)

Наш дом был настоящим. Наша спальня тоже.

Конечно.

И настоящей была моя способность закольцовывать время.

Я могла хоть сейчас, когда тихо, когда наполовину задернуты шторы, пребывать в бесконечной неге, и Лиам никогда не поднимется на второй этаж, потому что поставлен будет первый «флаг» – начальный, а после второй – «завершающий». Очень легко, очень просто. То будет моя персональная вечность, тянущаяся из мгновений расслаблений в кровати, и никто ее никогда не прервет…