Счастье на снежных крыльях! - Ольга Гусейнова

Откинув простыню, я поправила сбившуюся ночную сорочку, вспомнив, что вчера была в другой одежде, испорченной в бою. Оттолкнувшись от кровати, с трудом встала. Голова кружилась и очень хотелось есть. Голод последние месяцы меня постоянно преследовал и временами — нестерпимый.

— Я в ванную, а ты попроси, пожалуйста, накрыть нам стол, есть хочу.

— Нам? — осторожно переспросила Делария.

Она подалась ко мне, словно не верила тому, что слышит.

— Э-э-э… разве тебе нельзя есть со мной за одним столом? — поинтересовалась я.

— Можно, но это высшая степень доверия и благоволения, — уныло пояснила Делария, поняв, что я просто не знала очередных нюансов этикета.

Призадумавшись о благоволениях для бывшей любовницы моего мужа, ставшей моей тенью и магреципиентом, я, твердо взглянув ей в глаза, поставила жесткое условие:

— Если ты никогда и ни при каких обстоятельствах не посягнешь на моего мужа и…

Делария фыркнула:

— Да нужна я ему, как шаазу шерстяная шапка апика в Кристальном дворце! Скажешь тоже. Я вообще удивляюсь, как мне смелости… да чего уж там, глупости хватило приблизиться к нему. И пережить эти две недели… только на одном упрямстве. Видимо, великие лары специально ненадолго забрали у меня разум, чтобы чуть позже одарить… тобой!

Я с улыбкой покачала головой: неужели кого-то можно наградить мной, вот рассмешила. Делария напомнила мне третью папину жену. Та блондинка любила весь мир, но особенно себя в нем. При этом была по-своему доброй, искренней, немного глуповатой, на бабушкин взгляд. Про таких на родине говорили со снисходительной улыбкой: «Прелесть какая дурочка!» А не зло шипели: «Ужас какая дура».

Тем временем «прелесть какая дурочка» решилась уточнить:

— Шааза Кайя, можно спросить? — Я кивнула, обернувшись от двери в ванную. — Эрат такой… такой жуткий… в общем… не понимаю я: зачем? Зачем ты забрала у него верность? Ведь теперь тебе придется терпеть его близость… каждый день…

В ее голосе было столько страха и неприязни, что я замерла в изумлении. Странная мысль, что Йелли незаслуженно обидели, засвербела в душе, поэтому ответила, снисходительно усмехнувшись:

— Одна очень умная женщина из моего мира сказала: «Хранить верность — это достоинство, познать верность — это честь!»[2]

Делария нисколько не прониклась классикой моей родины. Пожав плечами, она встала, направляясь ко мне:

— По мне, верность порой лишняя, а частенько и непосильная обязанность!

Я хотела уколоть ее и уже хотела выдать ироничное «фи», но вспомнила Игоря и Марию. Верность для него действительно оказалось непосильной обязанностью, поэтому промолчала. Открыла дверь в ванную и шагнула в более вычурное помещение, чем в наших с Йелли покоях. Делария попыталась пройти вслед за мной. Я подняла руку, останавливая ее, и строго предупредила:

— Нет-нет, я привыкла заниматься столь интимными делами в одиночестве. Я ненадолго… постараюсь.

Плескалась я, наверное, полчаса, все-таки нет тут замечательных душевых и прочих банных прелестей. Но выходила довольная, благоухающая, чистенькая и зверски голодная. С улыбкой отметила, как Делария командовала шаа, накрывавшими стол на террасе. Если бы не темные волосы и серый наряд, можно было бы подумать, что передо мной клон Амилы. Увидев меня, русоволосые девушки почтительно закрывали лица, а потом поедали глазами, явно надеясь понравиться, зацепиться в моей памяти. Теперь понятно, для чего: все открыто и откровенно метят на лучшие места в леарском обществе, ну и вакансия вкусная открылась.

Утолив первый голод, отдав должное хорошей кухне и огромному выбору фруктов или овощей (пока не знаю, что из них что), я спросила у Деларии, евшей тоже с огромным удовольствием:

— Может расскажешь о себе? Как случилось, что ты решилась «постареть»?

Она поморщилась, вымученно улыбнулась, а потом немного наигранно откинувшись на спинку кресла, начала рассказывать:

— К сожалению, моя история мало чем интересна. Я сирота, родители погибли. Отец — под обвалом в шахтах, в Блаке, а мать… тоже погибла. Папу она любила больше, чем меня. — Кажется, мама у Деларии совершила суицид. — В Ларане верховные шаазаты держат приюты для детей, вот там меня до двенадцати лет и воспитывали. Потом отправили на работу, сначала в одно место, потом в другое… В восемнадцать я попала в горничные в поместье рода Люверно; Хтон — младший брат наследника главы. Он показался мне тогда таким… таким умным, сильным, красивым, что просто забыла, кто он, а кто я. Я старалась, так сильно старалась, чтобы он заметил меня, выделил. Мечтала, чтобы полюбил. Ну и пусть бы я рано умерла, но тогда считала, что его любовь стоит всего на свете. Даже моей жизни.

— А он не оценил, — посочувствовала я.

— Он просто не замечал. — Делария отвернулась и грустно смотрела на светлячков, разгонявших наступающие сумерки. — Я крутилась изо всех сил: за четыре года пробилась в старшие горничные, потом — в личные помощницы хозяйки. Тогда он меня и заметил, на пару ночей. Забрал невинность, получил мои признания в любви — и выгнал взашей из своей спальни.

— И тогда…

— Было так больно, обидно, я не знала, что делать со своими чувствами и как отомстить или вернуть его внимание, и… совершила еще большую глупость! Задумала соблазнить эрата, чтобы стать богатой и важной! Хтон последнее время, как безумный, пробивался в личную охрану семьи Арэнк, поэтому я решила: сведу с ума шааза Йелли и попрошу его выгнать Хтона. И тогда он сам приползет просить у меня прощения и… милости. А я…

— А ты? — я подперла кулаком щеку, в сущности, зная о концовке истории, но решив, что лучше узнать из первых уст.

— О, я не только пустышка, о чем не раз говорил Хтон. Я вообще ничто! Мечтала соблазнить? Властвовать умами мужчин? Ха! Мне потребовалось четыре года, чтобы привлечь Хтона, а его внимания хватило на пару ночей. Эрат меня выкинул из кровати сразу же, как приблудного тошика, когда я тайком пробралась в его покои впервые. Представь, сколько безрассудства и смелости нужно, чтобы решиться на связь с эратом. О нем ходит очень жуткая молва как суровом и очень жестком шаазе. Я лежала в его пустой кровати и тряслась от страха. А он лишь взглянул раз — и за шкирку прочь, на террасу… Потом я умоляла его оставить меня хоть ненадолго, наврала, что мне лары во сне это приказали. А кто из леаров рискнет не выполнить волю ларов? Я даже не думала, что эрат настолько силен и моих жизненных сил практически ни на что не хватит. Что он такой… холодный. Хотя… может это было наказание ларов за вранье.

— То есть, ваши отношения с Йелли…

— Наши несуществующие отношения завершились гораздо раньше, чем он встретил тебя, шааза. Просто я снова… наврала всем, что он увлечен мной и околдован. Вчера я с трудом попала к нему в кабинет и попыталась добиться какой-нибудь должности во дворце. Он отказал. Я в ногах валялась, а он лишь деньги предложил в качестве подъемных — не захотел портить настроение жене. Так все глупо вышло, неправильно. Но меня будто кто в спину толкал, гадкий и дурной. Дергал за язык… Стыдно, но не исправить уже.