Самый страшный зверь - Артем Каменистый

— Где ты там, щенок?! Давай, выходи!

— А сам чего не подходишь? Обленился?

— Я прикончу тебя, как прикончил ту маленькую шлюшку! Помнишь, как жалобно она пищала?! Мне ее даже жалко, смазливой была. Сейчас бы пригодилась, мне нужна грелка для ложа.

В ответ очень неприятным, напряженным голосом пообещали нехорошее:

— Ну тогда подожди немного, Бартолло. Я сам к тебе приду.

После такого мало у кого не упадет настроение. Да и нервы шалить начинают. Бартолло, суматошно озираясь, только сейчас понял, что завалы дров не настолько уж надежны, как ему казалось поначалу. Зверю через них бесшумно не пройти, но и задержать его они не смогут. А уж человека и подавно.

А если у этого человека имеется лук, то и перебираться не надо, расстреляет в упор, с любой стороны, откуда пожелает.

Бартолло был опытным стрелком и потому знал, что выпускать болты и стрелы через густые заросли или завалы хвороста — не самая лучшая затея. Попасть можно лишь при очень большой удаче. А потому, ругнувшись от вновь напомнившей о себе боли, спайдер распластался на земле, будто опавший осенний лист.

Хотя убежище Бартолло располагалось за опушкой леса, здесь, на берегу ручья, хватало деревьев, нависавших над хлипким, открытым с двух сторон шалашом. И в кроне каждого мерещился силуэт с натягиваемым луком. Хуже всего то, что Дирт может вообще ничего не предпринимать, а просто дожидаться момента, когда у жертвы от усталости сами собой закроются глаза, после чего тихо подберется и прирежет, не пачкая стрелы. И ничего против этого не поделаешь.

Хотя нет, этого Бартолло рано испугался. Маг со своим амулетом не мог пропустить ни одного маневра мальчишки. Сюда уже возвращаются товарищи, далеко они отойти не могли, скоро будут. Может, полчаса, может, чуть больше. Всего-то и надо их дождаться.

— Эй! Ты! Урод! Молокосос! Ты слышишь меня?! Сюда вот-вот подойдут мои ребята! Ты уже мертвец! Я буду плевать на твой труп!

Лук хлопнул на последнем слове, неожиданно, где-то за спиной. Бартолло успел дернуться, среагировав на угрожающий звук, но это не помогло, стрела, пролетев через подобие окошка в завале хвороста, ударила в правую руку, пронзив ее насквозь и вдобавок приколотив к арбалетному ложу. Заорав, он, от страха позабыв про боль, покатился в сторону шалаша, надеясь найти за ним укрытие. И вновь не сдержал крика, когда Дирт прострелил ему вторую руку. На этот раз наконечник не прошел через мякоть, а с силой ударил в кость, выкрашивая мелкие осколки.

На какое-то мгновение от шока потемнело перед глазами, а когда зрение вернулось, Бартолло увидел, что мальчишка стоит на вершине завала, держа лук на изготовку. Взгляд Дирта не предвещал ничего хорошего, но человек склонен к самообману во всем, что касается сохранности своей шкуры, и потому беспомощный спайдер решил прибегнуть к последнему аргументу — к словам.

Он и раньше-то не молчал, но сейчас тон должен быть другим, куда вежливее и жалобнее, да и про ругательства лучше позабыть.

Выставив перед собой окровавленную левую руку, он, растопыривая пальцы, поспешно затараторил:

— Не надо! Не бери грех на душу! Дмартам убивать нельзя! Это грех!

— Мне можно, я не дмарт.

Ответ мальчишки Бартолло не очень-то понравился, и он затараторил еще быстрее:

— Но ты жил с ними, и ты должен уважать их обычаи. У них ведь закон такой, что к гостям относятся, как к своим, значит, ты его соблюдал и понимаешь, что так нельзя. Не надо. Я помогу тебе, только не стреляй.

— И чем же ты мне поможешь?

— Я расскажу, как тебя находят. У мага есть амулет, в нем дохлая птица, она клювом показывает, в какой ты стороне, и глаза у нее горят по-разному на разном расстоянии от тебя. Что ты ни делай, не скроешься.

— Это я и без тебя знаю.

— Зато ты не знаешь, что маг тоже спит, как самые обычные люди. Только он скрывает это. Глаза у него при этом открыты, и сидит неподвижно, не падает, но все равно спит. Ребята заметили случайно, до этого думали, что он вообще никогда не отдыхает.

— И что мне с этого знания?

— Ты подберешься к лагерю под утро. Маг в это время почти всегда спит, а кроме него, никто не может обращаться с амулетом. Ты легко его убьешь и уйдешь. Тебя не смогут найти.

— А я не хочу уходить.

— Да какое мне дело, что ты хочешь?! Дай ремень, перетяни мне руку, я ведь кровью изойду, разве не видишь, как хлещет?!

— Кровью ты не истечешь. Не успеешь…

— Убьешь меня все же, гаденыш?! Ну давай, не тяни.

— Нет. Тебя убью не я.

Дирт подошел к Бартолло, одной рукой сорвал с пояса ножны с кинжалом, второй бесцеремонно ухватил за ступню здоровой ноги и потащил прямиком через хворост, не обращая внимания на болезненные вскрики. Затем несколько шагов по сочной траве, плеск, вода в ручейке недовольно забурлила, когда ее путь, словно запруда, преградило тело спайдера.

Короткий путь закончился на опушке кошмарного леса. Дирт, сорвав несколько клочков мха, слегка вывозил их в крови, сочащейся из простреленных рук жертвы, и развесил вокруг Бартолло по веткам. Отошел на десяток шагов, постоял, любуясь содеянным, после чего развернулся и неспешно зашагал в непроглядные заросли, скрывшись с глаз через несколько мгновений.

— Эй?! А перевязать?! — крикнул вслед ничего не понимающий Бартолло.

Он ничего не понимал. Вообще ничего. Так не бывает. Хорошо, конечно, что мальчишка его не убил, но его поведение не укладывается ни в какие рамки.

Бартолло непременно бы убил.

Или мальчишка задумал что-то похуже смерти от стрелы?

После этой мысли Бартолло перепугался по-настоящему и, поскуливая от боли и страха, безуспешно зажимая ладонями кровоточащие раны, неуклюже, почти без помощи рук пополз назад, к своему ненадежному укрытию.

Бартолло лежал на берегу ручья, погрузив в быстрый поток правую ладонь. Как следует омытая водой, она казалась ненормально белой, что сильно контрастировало с господством красного цвета.

Красного здесь было много. Очень много. Кто-то порвал в лохмотья шею арбалетчика, да и другим частям тела досталось. Клыки добрались чуть ли не до всего, не защищенного доспехами.

Патавилетти, пройдясь вокруг трупа, крикнул воинам, изучавшим лагерь мертвеца:

— Ну что там?

— Похоже, Бартолло отсюда вытащили волоком. И подранили при этом. Кровь на траве осталась.

— Много?

— Нет. Но и немало. Хорошо его зацепило. Но добили, похоже, на другом берегу.

— Да. Он был жив. Тут его сперва тащили, а потом он сам полз, назад.

Даскотелли потряс клочком мха, снятого с дерева:

— Здесь тоже кровь. Эту мерзость кто-то развесил по веткам. И вряд ли это сделал Бартолло, он ведь даже подняться не мог. Да и зачем ему таким заниматься?