Околдованные любовью - Кэтрин Куксон

Тилли почувствовала, что это последнее предупреждение. Они пришли в тупик, потому что штрек заканчивался стеной, которую долбили несколько мужчин. Как только девушки подошли, один из них сердито крикнул:

— Где вы прохлаждаетесь, если сейчас же не займетесь делом, мы скоро в угле по Шею будем.

В ответ одна из женщин в группе, где шли Кети с Тилли, разразилась отборными ругательствами, что вызвало смешки.

— Это — большая Мэгги, она кому хочешь рот заткнет. Никогда не знаешь, что от нее ждать, с ней лучше не связываться, — последние слова Кети почти шептала Тилли в ухо. — Ну, а теперь я покажу, что тебе надо делать. А где твой обед?.. О, Господи! — она схватила узелок Тилли с каменного выступа. — Ну, ты и простота. Так и голодной остаться недолго. Твой обед и двух минут бы там не пролежал. Наш Чарли — парень шустрый. Посмотри, как надо делать. Вот узелок на веревке, ты вешаешь его сюда, — Кети закрепила петлю на вбитом в балку гвозде, и маленький сверток с едой закачался в воздухе из стороны в сторону. — Теперь другое дело. По натянутой веревке он еще ходить не научился, но обязательно научится, дай только срок. Чарли — хитрющий стервец.

— Но… но почему вы не убиваете их, крыс то есть?

— Убиваем, но Чарли никто не трогает. Парни верят, что с ними ничего не случится, пока Чарли сюда заглядывает. Говорят, что он может учуять рудничный газ лучше, чем всякие новые штучки. Я тоже в это верю, а еще я уверена, что рудничные лампы — опасные. У наших парней к ним нет доверия, они наотрез отказываются их брать. Сначала из-за этого был шум, но они продолжали стоять на своем. За последние двадцать лет мы потеряли всего несколько человек, с другими шахтами даже сравнивать нечего. На некоторых шахтах горняки гибнут сотнями. Мама рассказывала о Хитонских Копях, так там семьдесят пять человек утонуло, когда шахту залило… Да не стой ты столбом, — вспомнила о деле Кети, — бери лопату и делай, как я. — Она вонзила лопату в кучу угля и принялась быстро загружать бадью.

Тилли последовала примеру подруги. Работа не была для нее тяжелой: пила с топором укрепили мускулы. А вот от угольной пыли першило в горле, глаза слезились. Девушку беспокоил постоянный шум и суета, а еще сердце у нее обливалось кровью, когда она взваливала на детские плечи тяжелые бадьи. Некоторые мальчики падали на колени, прежде чем им удавалось приноровиться. Дети не пользовались штреком, по которому со сменой пришли Кети с Тилли. Они ныряли, как в преисподнюю, в темноту узкого бокового хода.

Тилли не проработала и часа, а ей уже стало казаться, что она попала в ад со всеми его ужасами. Она не могла сказать, сколько прошло времени, когда наконец объявили перерыв. Тилли отбросила лопату, прислонилась к стене и медленно сползла на пол. Рядом опустилась Кети с флягой в руках.

— Сначала прополощи горло и сплюнь, — подавая флягу, учила она.

Тилли жадно хлебнула тепловатой воды, опьянившей ее как вино. Она не могла удержаться и сделала глоток, прежде чем сумела выплюнуть остальное.

— Для начала получается у тебя неплохо.

Тилли промолчала, у нее не было сил говорить.

— Немного погодя ты привыкнешь. Я знаю, у тебя сейчас все тело болит, но через пару дней будешь работать как заведенная и перестанешь чувствовать отдельно руки, ноги и спину.

К ним подошел голый по пояс мужчина в изодранных штанах и уселся рядом с Тилли.

— Как дела, красавица? — поинтересовался он.

Тилли медлила с ответом, у нее не поворачивался язык сказать «хорошо». За нее ответила Кети.

— Она, Микки, с непривычки вымоталась, но я ей сказала, что через недельку все наладится, только пыль будет донимать. Я правильно говорю, Микки?

— Точно так. Пыль — хуже всего. Житья от нее нет, — он отхлебнул из своей фляги и вытер рот рукой. — Особенно когда здесь подольше поработаешь. Может быть, вам от нее мучиться осталось не так долго. В прошлое воскресенье я был в Шильдсе. Там один парень рассказывал: в Лондоне есть люди, которые хотят протолкнуть закон, запрещающий брать детей и женщин на работу в шахту и на разные фабрики до определенного возраста. Этот парень из Шильдса говорил, что он за то, чтобы женщин и детей вообще не пускать в шахты.

— Ты это серьезно, Микки?

— Да, я слышал своими ушами. А еще я видел, как его забрала полиция за нарушение спокойствия.

— Я сначала хотела сказать, что эти болваны хотят отнять у нас хлеб, — немного поразмыслив, заговорила Кети. — Теперь же думаю, как было бы хорошо, если бы нам дали другую работу.

— Хорошо-то, хорошо, — согласился Микки, — да где они для вас возьмут другую работу? Куда идти женщинам? В прислуги или в поле. Вы можете выбирать, но в любом случае над вами будет хозяин, разве не так? И еще тебе скажу, красавица, — он крепко сжал колено Тилли. — Для прогулки сюда не очень наряжайся. Можешь вообще без всего ходить. Как думаешь, Кети? — он перегнулся через Тилли к Кети.

— Ну и трепач же ты, Микки, — со смехом оттолкнула его Кети. — Иди отсюда.

— Иду, уже ушел, — он встал и огляделся. — Где же наша большая Мэгги? Хотя, что я спрашиваю? Как всегда у какого-нибудь быка в стойле.

— Как по-твоему, Микки, в чем ее секрет? — раздался голос у противоположной стены штрека. — Ей двадцать два, а она еще не родила ни разу. Ей бы детей выводками плодить с ее охотой погулять.

To там, то здесь послышался сдавленный смех, и темные фигуры стали одна за другой подниматься с пола. Перерыв закончился, надо было снова браться за лопату. Копнуть, поднять, бросить. Копнуть, поднять, бросить. Ритм прерывался, когда полная бадья опускалась на подставленную черную от пыли спину.

Копнуть, поднять, бросить. Господи всемогущий! Ей этого не вынести. Теперь Тилли уже казалась раем пивная, от работы в которой она отказалась, и в пансионе, возможно, было не так уж плохо. Вот выйдут они отсюда, и она скажет об этом Кети… А когда они выйдут? Закончатся ли когда-нибудь эти мучения?

Через какое-то время работа остановилась на полчаса. Потом был еще перерыв, чтобы посидеть и попить воды.

В три часа дня объявили конец смены. Тилли совершенно потеряла счет времени. Она не слышала, что говорила ей Кети. Позднее она не могла вспомнить, как дошла от забоя до выхода на поверхность. Девушка только смутно сознавала, что не все дети выходили вместе с ними. Как потом объяснила ей Кети, для некоторых смена продолжалась двенадцать часов. Два часа им приходилось перерабатывать, хотелось им того или нет, потому что надо было расчистить забой для следующей смены.

В каком-то месте штрека Тилли почувствовала, что ступает по воде. Несколько мужчин остановились и стали строить предположения, почему поднимается вода.

Тилли запомнилось, как она стоит у входа в шахту среди потных лошадей и черных от угольной пыли людей и смотрит в ясное небо. Ярко светит солнце. Два жаворонка заливаются в вышине, соревнуясь в певческом искусстве. Ветер откинул с ее лба прядь волос. Она могла бы простоять так еще долго, но деловая, как всегда, Кети потянула ее за собой: