Кольцо из фольги - Маша Трауб

– Ты расскажешь Вале? – спросила бабушка у Варжетхан.

– Она и так все знает, давно почувствовала, кто виноват, – ответила та.

– А мне что делать? – спросила бабушка. У нее было тяжело на сердце – она в своем расследовании так и не докопалась до истины, не поставила точку.

– Ты сама говорила – доказательств нет, – пожала плечами Варжетхан, – новые не появятся. Судьба уже наказала виновных.

– Он, Аслан, где-то ходит. Возможно, нашел себе новую жену… – заметила бабушка.

– Пусть ходит. Жить с таким грузом – врагу не пожелаешь, – ответила знахарка.

* * *

У моей мамы своя память. Она росла в селе в те времена, когда девушка не могла выйти за ворота дома с непокрытой головой, чтобы не навлечь позор на семью. Когда обычай кражи невесты не просто существовал, а процветал. Маму трижды крали замуж. Я уже об этом рассказывала в книгах, в забавных зарисовках. Но, если вы их не читали, расскажу еще раз – так, как это помнит мама.

Ей едва исполнилось пятнадцать, когда ее украли в первый раз. Моей дочери сейчас тринадцать, и она абсолютный ребенок. Я боюсь отпускать ее одну гулять в парк, где одна знает все дорожки, всех белок и всех собак. Вряд ли она вдруг станет взрослой в пятнадцать. В пятнадцать лет девочки еще маленькие, беззащитные дети. Им страшно. Они не знают, как себя вести, как вдруг оказаться без всякой защиты. Да, моя мама отличалась от всех девушек села. Бабушка не запрещала своей единственной дочери заниматься стрельбой в школьном стрелковом кружке, ходить в шароварах, перешитых из юбки, дружить с мальчишками. Не заставляла ее носить платок. С чего вдруг? Бабушка и сама его никогда не носила. В жару предпочитала панамы. Зимой – шляпы, береты, которые ей мама привозила из столицы. Самые модные. Бабушка не спорила, когда ее дочь вместо кружка рукоделия выбрала шахматную секцию. Лишь один раз расплакалась, когда мама откромсала себе ножом косу. Но и тут слова поперек не сказала. Нравится ходить стриженой – ходи.

Так что к пятнадцати годам мама считалась девушкой своенравной, неуправляемой, невыносимой, вечно попадающей в скандалы. Чему была только рада. То есть она совсем не ожидала, что хоть кто-то решится украсть ее замуж. Уж слишком непривлекательной с точки зрения замужества она считалась.

По традиции, украденную девушку увозили не в дом жениха, а в дом к дальним родственникам. Украсть могли, запихнув в машину или в люльку мотоцикла. Могли и на лошади украсть. Маму украли на мотоцикле. Только не учли, что она умела управлять не только велосипедом, научившись ездить без рук, но и мотоциклом, и машиной, и трактором. Она могла водить все, что двигалось и имело колеса. Жениха, оказавшегося Борисом, влюбленного в нее чуть ли не с начальной школы, ходившего за ней тенью, мама легко скинула с мотоцикла, села за руль и вернулась домой. Друг Бориса, который должен был держать маму, чтобы она не сбежала, сидел смирно и не пытался сопротивляться. Да кто бы стал? Мама везде ходила с перочинным ножом и прилично его метала – традиционная мужская забава, которой она овладела в совершенстве. Мама показала другу Бориса нож, и тот умолк. Она доехала до дома и спокойно ушла. Друг Бориса еще десять минут не мог завести мотоцикл, чтобы уехать, настолько перепугался. Борис, которого мама называла Бориком, избегал ее всеми способами, но они все-таки столкнулись.

– Ты сдурел, что ли? – окликнула его мама. – Нормально же дружили. С чего вдруг-то? Пошли на канал купаться.

Борис был хорошим, добрым парнем, верным другом. Мама на него зла не держала.

Молодежь всегда ходила купаться на канал. В те дни, когда открывали дамбу, вода из Терека наполняла его для полива и прочих нужд. Если в канале попадалась рыба, устраивали посиделки, жаря на костре рыбу, картошку. Пили домашнее пиво, иногда удавалось достать араку. Мама плавала лучше многих парней, ловила рыбу, разжигала костер и ни разу не дала повода считать себя больше, чем другом.

– Ты на меня не сердишься? – уточнил Борик, который был убежден, что своим поступком обрек лучшую подругу на несмываемый позор.

– Нет, конечно, – рассмеялась мама. – Теперь меня точно никто не украдет. Ты только всем расскажи, как я от тебя сбежала.

– Ты ненормальная, – ответил Борис. Он как раз надеялся, что никто не узнает о том, что случилось. Не ради своей гордости, а ради моей мамы, которую, наверное, искренне любил.

– И это всем расскажи, что я ненормальная. Очень тебя прошу. Пойдем купаться на канал, – улыбнулась мама.

Это тоже было странным, непривычным. Мама никогда не стеснялась своего тела. Плавала в старом растянутом купальнике, не смущаясь. Легко раздевалась, не боялась показаться смешной или нелепой. Некрасивой, наконец. Она не плавала в шароварах и кофте с длинными рукавами, как многие девушки. Наверное, это дается от природы – не стесняться своего тела, веса, форм. Считать, что тело – лишь оболочка.

Когда маме исполнилось шестнадцать, ее украли уже по-настоящему. Сын председателя колхоза. Очень выгодная партия. Сына мама видела, конечно, общались. Она его несколько раз обыграла в шахматы, обстреляла в тире и еще пару раз переплыла канал быстрее, чем он. С чего вдруг ему вздумалось ее красть «в замуж», мама понятия не имела. Но дело обставили с размахом. Маму украли на «Жигулях», поймав на площади и запихнув в машину. Три человека помогали. Двое сидели на заднем сиденье, один – на переднем. Машину вел жених.

Мама, конечно, обалдела и решила «поговорить». Что уж она рассказывала жениху и его помощникам, никто не знал. Но они, не доехав до места, где невеста должна была оплакивать свою участь и готовиться к свадьбе, развернулись и вернули ее домой. Прямо к воротам подвезли. Дверь открыли. Даже умоляли: «Только уйди уже». Мама пожала плечами и ушла. Но этот случай все же стал достоянием общественности. Все-таки жених не абы кто, любая за такого пойдет. Много семей готовились к смотринам. Парень был видный. А тут – такой скандал: взял и украл Ольгу, которая не прыгала от радости, а сбежала. Собрались женщины, пришли к бабушке.

Опозоренные невесты, оказавшиеся, например, не девственницами или недостаточно покорными, отправлялись на берег Терека и бросались вниз с обрыва. Только так они могли искупить свою вину и смыть позор с семьи. Если учесть, что у многих были младшие сестры, которым тоже предстояло найти женихов, а позор старшей сестры сводил эти шансы к нулю, девушки кидались с обрыва регулярно. Женщины предложили бабушке такой же вариант.