Золотой человек - Мор Йокаи

У госпожи Зофии, несмотря на владевшее ею отчаяние, достало наблюдательности подметить, сколь быстро идут торги. Едва успевают выкликнуть цену какого-либо предмета, как тут же и скрепляют каждую сделку барабанной дробью. Толпы зевак и покупателей, собравшихся на аукцион, разочарованно галдят: "Эдак здесь ничего и не купишь! Видать, этот человек не в своем уме!".

Кто же он, этот человек не в своем уме?

Теперь дело лишь за кухонной обстановкой, но аукционист даже не заглядывает на кухню. "Больше нет желающих? Раз, два, три!" - в передней звучит барабанная дробь. Какой-то безумец скупил все не глядя.

А еще госпожу Зофию поражает, что купленные вещи не торопятся выносить из дома. Ведь как оно обычно бывает на аукционах? Купил кто-нибудь кровать и тотчас же норовит разобрать ее на части и поскорей утащи прочь. Но на сей раз все вещи остаются на своих местах.

Теперь наступает самый ответственный момент торгов: продажа дома. Все спускаются во двор. Желающие приобрести дом Бразовича проталкиваются к столу аукциониста. Выкрикивают начальную цену, и тотчас же кто-то негромким голосом делает встречное предложение. В толпе собравшихся раздаются испуганные восклицания, проклятия, смех; народ с шумом расходится, и опять слышатся те же вскрики: "Да он не в своем уме!".

"Продано! Продано! Продано!" В последний раз раздается барабанная дробь: дом нашел своего покупателя.

- Ну что ж, доченька родимая, пора нам отсюда убираться. Давай напоследок выглянем в окошко, ведь никогда больше не доведется! Вот бы церковная колокольня сейчас рухнула да порешила нас всех в одночасье!...

Но Атали по-прежнему сидела на лавке и все ждала, не сводя глаз с настенных часов. А они уже показывали полдень.

Бледный лучик надежды слабо светился перед нею в египетской тьме. Возможно, капитан постеснялся пробираться сквозь толпу и выждал, пока тоскливый обряд разорения будет над ними свершен, а теперь, когда двор опустел, он, наверное, придет.

- Кто-то идет, не слышишь?

- Не слышу, доченька, моя раскрасавица.

- Ну как же? По галерее кто-то идет, тихо, будто на цыпочках.

Действительно, послышались тихие шаги, и кто-то постучал в дверь кухни - вежливо, как гость, который испрашивает разрешения хозяев и, лишь дождавшись отклика "войдите!", тихонько отворяет дверь и входит, загодя сняв шляпу и отвесив учтивый поклон... Михай Тимар, господин Леветинцский.

Поклонившись дамам, Тимар остановился у двери.

Атали поднялась, устремив на него взгляд, полный разочарования и ненависти, госпожа Зофия, ломая руки, поглядывала на него со страхом и робкой надеждой, Тимея спокойно и кротко смотрела ему прямо в глаза.

- Я, - начал Тимар, ставя это слово на первое место, как какой-нибудь папа римский в своей булле, - я приобрел сейчас на аукционе этот дом и все, что в нем продавалось. Купил не для себя, а чтобы передать тому единственному человеку, кого в этом доме нельзя купить и кто для меня единственное сокровище на свете. Барышня Тимея, с сегодняшнего дня вы - хозяйка этого дома. Здесь все как есть ваше: платье и драгоценности в шкафах, лошади в конюшне, ценные бумаги в кассе, - все, как было опечатано судьями. Все записано на ваше имя, и кредиторы Бразовича удовлетворены по всем статьям. Отныне вы в этом доме госпожа и хозяйка. Примите его от меня в дар... И если бы сыскался в вашем доме крохотный уголок для такого тихого человека, как я, кто дерзнул бы вам докучать лишь своим почтительными восхищением, и если бы вы предоставили мне этот уголок... если бы в вашем сердце нашлось для меня крохотное прибежище и вы не отвергли бою мою руку - я был бы безгранично счастлив и, клянусь, не было бы в моей жизни иной цели, кроме как сделать вас счастливой в благодарность за то, что вы осчастливили меня.

При этих словах лицо Тимеи озарилось дивным сиянием. Лучи благороднейших чувств: непередаваемой муки, девичьего целомудрия, сердечной признательности, святой жертвенности - слились воедино в этом свете.

"Трижды... трижды..." - беззвучно шептали ее губы, и каждый нерв, как натянутая струна, отзывался на это слово. Этот человек столько раз спасал ее, он был так добр к ней! Никогда не насмехался над нею и не льстил. И вот теперь он предлагает все что душе угодна.

Все ли? Кроме одного.

Но ведь то, единственное, все равно потеряно для нее и принадлежит другой.

Закончив свою речь, Тимар спокойно ждал. Тимея долго молчала.

- Не спешите с ответом, барышня Тимея, - произнес наконец Тимар. - Я согласен ждать вашего решения. Зайду завтра или через неделю, когда вы позволите. Вы останетесь владелицей всего, что я вам вручил, все записано на ваше имя и не оговорено с моей стороны никакими условиями. Вы свободны и теперь ни от кого не зависите. Если вы не желаете больше видеть меня в этом доме, только слово скажите. Можете подумать над ответом неделю, месяц, а то и год.

Тимея с решительным видом вышла из своего закутка у плиты, куда ее оттеснили обе дамы, подступила к Михаю. Во взгляде ее отражалась зрелая серьезность, придавшая всему ее облику женское достоинство. В тот роковой день свадьбы кончилось ее детство, она стала по-взрослому серьезной и молчаливой. Спокойно глядя Михаю в глаза, она произнесла:

- Я уже все обдумала.

Госпожа Зофия с ревнивым злорадством ждала, что скажет Тимея. Ах, если бы она сказала Тимару: "Не нужен ты мне, ступай прочь!" Ведь с такой сумасбродной девчонки станется, к тому же ей задурили голову россказнями о другом красавце. И тогда Тимар сгоряча отрежет: "Ну и оставайся сама по себе, не видать тебе ни дома, ни моей руки; предлагаю и то и другое барышне Атали!" " И возьмет в жены Атали - сколько раз бывали такие случаи, когда заносчивая девица отвергала достойного просителя, а тот в отместку тотчас же просил руки у гувернантки или горничной.

Однако этой надежде госпожи Зофии не суждено было сбыться.

Тимея, протянув руку Михаю, тихим, но твердым голосом проговорила:

- Я согласна стать вашею женой.

Михай сжал протянутую ему руку не с пылкостью юного влюбленного,, но с почтительностью любящего мужчины и погрузил долгий взгляд в дивные, неземной красоты, глаза Тимеи. Девушка позволила ему заглянуть ей в душу.

- Я выйду за вас замуж, - повторила Тимея, - и буду вам верной, послушной женою. Лишь об одном прошу вас, и ради всего святого, не отказывайте мне в моей просьбе.

Михай от счастья потерял голову; он забыл, что коммерсанту ни в коем случае нельзя ставить свою подпись на чистом листе бумаги.

- О, только скажите! Любой ваше желание будет исполнено.

- Прошу вас, - сказала Тимея, - если уж вы берете меня в жены и если этот дом станет вашим домом, а я - хозяйкой в нем, дозвольте моей приемной матери, которая меня, сироту, опекала, и названой сестрице, с которой я жила бок о бок, остаться тут с нами. Считайте их моими родными матерью и сестрой обращайтесь с ними как следует...