Мохнатый бог - Михаил Кречмар

Другой случай произошёл в посёлке Шельтинга на Охотском побережье. Там жил некий сельский кузнец, человек выдающейся физической силы. Имел он сильную симпатию к лошадям, которые использовались для проверки линии связи и коих ему было вменено в обязанность подковывать. Носил он колоритную кличку «Папа Скот». Однажды он находился на монтёрской станции, возле которой паслось несколько лошадей. Неожиданно раздался медвежий рёв и крик раненой лошади. Кузнец, отрезавший себе кусок хлеба охотничьим ножом, выскочил на улицу и увидел, как небольшая медведица гоняется за молодым жеребцом. Тут кузнец кинулся ей наперерез, громко крича, но медведица бросилась на него и сбила с ног. Затем впилась ему зубами в предплечье. Но человек вспомнил о ноже, который до тех пор сжимал в руке, и одним ударом распорол зверю бок, вскрыв при этом грудную клетку. Медведица умерла очень быстро, но левая рука кузнеца потом отказывалась ему повиноваться.

Внимательный читатель заметит, что во всех вышеперечисленных примерах люди, выходившие победителями из поединка с медведем, становились калеками. Но — оставались живы.

Начиная рассказывать об огнестрельном оружии, из которого били медведей наши предки и современники, я сталкиваюсь с очень большими трудностями морального характера. Дело в том, что этот путь до меня пройден величайшими мэтрами — такими как С. Бутурлин, А. Ширинский-Шихматов, В. Штейнгольд… Выработалась и определённая традиция оружейных описаний. Я же, к собственному сожалению, вынужден эту традицию нарушить.

С моей точки зрения, нельзя рассматривать оружие для охоты отдельно от оружия вообще. Потому что только мизерная часть эстетствующих стрелков позволяла себе пользоваться штуцерами Ланкастера и Лефоше, Артари-Коломба и Новотного… Большая же часть практиков этого дела стреляла медведей из любого оружия — лишь бы оно плевалось свинцом хоть на десять метров. Будь то траппер или ковбой, казак или архангельский мужик… Об их опыте — печальном и успешном, грустном и смешном — мне и хочется поговорить.

Для начала следует помнить, что любое оружие, предназначенное для охоты на человека, человек тут же употреблял против крупных хищников.

Исключение составляли только самые первые огнепалы.

Первые фитильные пищали и аркебузы для охоты не годились.

Процесс подготовки к каждому выстрелу из этой штуковины был кропотлив, долог и зануден, как пуск космического корабля «Шаттл». Аркебузир ставил оружие прикладом на землю, сыпал в ствол порох (коли было время — то отмерял его меркой, торопился — просто отсыпал «на глаз»), затыкал заряд куском пакли, всё это трамбовал шомполом. Порох был заряжен, теперь наступала очередь пули.

Пуля доставалась изо рта, где большинство мушкетёров носило сей ценный припас, засовывалась в ствол и заколачивалась шомполом. На случай, если придётся стрельнуть сверху вниз, ствол затыкался ещё одним пыжом.

Потом аркебуз ставился на сошки.

Стрелок вновь доставал пороховницу и насыпал порох на специальную полку у казённой части ствола, там у основания ствола была просверлена дырка, через которую огонь с полки зажигал основной заряд.

Ну всё. Зарядил. Но из этого ружья, даже из столь добротно заряженного, нельзя было вот так сразу взять и выстрелить.

Только сейчас начиналась настоящая подготовка к выстрелу.

В замок вставлялся промасленный фитиль. Чтобы его поджечь, аркебузир доставал кресало и трут и приступал к добыванию огня.

Высекнув искру, он запаливал фитиль, прятал все свои причиндалы и начинал целиться.

Потом… Ура!., стрелял. Так-то вот…

Конечно, попасть в кого-нибудь эти вояки ухитрялись, только если этот кто-то стоял на месте. Или был велик, словно целое войско. При условии, что это войско не несётся вскачь на каких-то проклятых лошадях, а с бюргерской методичностью… Что делает?

Правильно! Засыпает порох… Забивает пулю… Высекает огонь…

А если враг затерян в густом лесу, мохнат и проворен, предпочитает кидаться из засады в трёх-четырёх метрах от охотника и удирает так же, как нападает, — быстрее скаковой лошади, — такой враг был совершенно неуязвим для огнестрельного оружия. С ним было лучше управляться по старинке — рогатиной.

Но германские оружейники (заметим, что всё лучшее, что касалось огнестрельного оружия, творилось в Германии) догадались переместить кресало из кармана пехотинца в замок ружья. Отпала мерзкая возня с фитилём, который мог погаснуть в любую секунду до выстрела, с трутом и огнивом. Оружие из фитильного стало кремнёвым.

И из него сразу стало быстро стрелять.

Ну, не так быстро, как из самозарядного карабина Симонова, но, с точки зрения поселянина или дворянина XVII века, — достаточно.

Карабин «Медведь» — одна из лучших охотничьих моделей нарезного оружия бывшего СССР.

Его можно было нести за плечом уже заряженным, быстро навести в цель, взвести кремнёвый курок и выстрелить. Процесс самого выстрела стал ничуть не длиннее выстрела современного снайпера.

Как известно, свет передвигается быстрее пули. Поэтому человек или зверь, увидевший вспышку пороха на полке, получал секунду для того, чтобы избежать пули — упасть навзничь или тронуть лошадь в сторону. Поэтому по-настоящему верным, даже при абсолютном прицеле, мог быть выстрел в человека или зверя, который не видел стрелка. Или при условии, что в него стреляло целое войско.

Тем не менее из такого оружия уже можно было охотиться, в том числе на медведей.

Кремнёвые ружья прожили триста лет и практически вошли в XX столетие. Это были кремнёвые винтовки охотников Карелии и Сибири. Но прежде всего следует объяснить неискушённому читателю смысл самого слова «винтовка».

Любой снаряд, выплюнутый огнём из железной трубы (а любой ружейный ствол и есть в конечном счёте эта труба), постарается кувыркаться в воздухе. Подвигают его к этому противные законы физики. Однако, если в трубе нарезать винтовые борозды, прокрутившись по которым снаряд будет продолжать ввинчиваться в плотную воздушную массу, как шуруп в дерево, он станет гораздо устойчивее и сможет улететь раз в десять дальше, чем снаряд из гладкой трубы.

Вообще, появление нарезов в канале ствола ручного оружия относят к самому началу XVI века. Считается, что первоначально появились ружья с прямыми нарезами, облегчавшими заряжание, а позднее и со спиральными, которые повышали уже дальность боя. Ю. Шокарев, сотрудник отдела оружия Государственного Исторического музея, перечисляет в журнале «Охота и охотничье хозяйство» его самые ранние образцы.

Считается, что к самым ранним пищалям можно отнести три охотничьи пищали мастера Ивана Лучанинова, сделанные между 1617 и 1625 годами. Примерно к 1625 году относится знаменитая револьверная пищаль мастера Первуши Исаева с магазином-барабаном на пять зарядов. Калибр пищали 12,5 мм, нарезов шесть. Известен ещё Тимофей Лучанинов, сделавший в 20-х годах XVII века малопульную винтовую пищаль калибра 6 мм. Всё это были охотничьи ружья. Военные винтовки появились лишь в конце XVII века.