Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

— Я бы ответила, да ты покраснеешь, — сказала с улыбкой и стала ожидать его реакцию.

Не-ет, поняла чуть запоздало, чтоб Турецкий покраснел, это ж надо случиться поистине невероятному.

— Ну раз так, я поднимаю брошенную мне перчатку. И вот мои условия: бой до последнего… вздоха. Никакой халтуры и подмены подлинных чувств суррогатами. Грязнов сегодня не раз перевернется… в этом самом, но, видит Бог, я не виноват, мне брошен вызов. Ты-то сама соображаешь, чем рискуешь?

— Только честью! — с вызовом и еле сдерживаясь от смеха, произнесла Галка и демонстративно закинула ногу на ногу, уведя в нужном ей направлении пристальный взгляд Александра.

Он загляделся на открывшийся перед ним «натюрморт», задумался и, смешно шмыгая носом, изрек:

— Вот видишь, ты абсолютно логична и в мыслях, и… в позах. Так на кой же хрен тебе, извини, Галчонок, когда за окном темно, а все возможные чувства, соответственно, обострены и это… воспалены, — короче, зачем тебе на ночь глядя и ввиду приятных перспектив еще и какое-то уголовное дело, когда для этого есть целое завтра? Я не понимаю женской логики. А ты… понимаешь?

— Не-а, — созналась она и снова, уже с откровенным вызовом, перекинула ноги, словно предоставляя ему возможность обнимать их, целовать и… чего он там нес дальше?

И случилось то самое — невероятное: Турецкий вдруг смутился, причем стыдливо, как юная девица. Пряча взгляд и отворачиваясь к окну, он скороговоркой пробормотал:

— Галка, не хулигань, по попке нашлепаю…

— Ах так? — заявила она. — Значит, ты считаешь, что мы выпили по рюмочке-другой и занялись пошлым вагонным флиртом?!

— А чем же еще? — Он попытался, глядя в окно, еще сохранить серьезную мину, что у него не получилось, и лицо расплылось-таки в улыбке.

— Поздно, Саша, — с наигранным злорадством ухмыльнулась Галя, — прозевал ты свою точку возврата, когда еще мог дать задний ход или хотя бы попробовать как-то оказать сопротивление. А теперь вызов брошен, и перчатка поднята. — Она протянула к нему обе руки и закончила: — Иди ко мне, дуэлянт! И чтоб ты утром не мучился душой, запомни, Санечка: они все абсолютно неправы, это я тебя люблю, хочу, а значит, и сама отвечаю за себя…

2

Поезд прибывал рано, было еще темно. Но когда Турецкий открыл глаза, с удивлением увидел сидящую напротив Галю, одетую, причесанную, красивую и с чашкой горячего чая в руке.

— Есть еще сорок минут, — сказала она. — Я выйду, одевайся.

— Зачем? Просто отвернись…

— Все, Александр Борисович, — улыбнулась она, — мой праздник кончился.

Она поставила чашку и вышла из купе. А он полежал еще минуту, соображая, и стал быстро одеваться. «Сытыми» своими мыслями пришел к выводу, что, возможно, Галка права, во всяком случае, она сама взяла на себя инициативу, и теперь он должен быть ей за это только благодарен. Нет, ну а почему все хорошее должно так быстро кончаться? Словно ничего и не было… Ах, ну да, работа же! Любимые галеры, будь они трижды прокляты!

Он сходил умыться, а когда вернулся, увидел на столе чашку горячего чая и бутерброд с ветчиной. Галя с улыбкой смотрела на него.

— Ты чего смеешься? Я что-то не то делаю? Неприлично себя веду?

— Нет, просто жду ваших указаний, шеф. Я могу вас так в дальнейшем называть?

— Шеф тебе — Славка, а я… А кто я тебе, действительно?

— Не морочь себе голову. Хватит того, что у одной девушки уже голова поехала. Не было ничего… — Она будто нарочно повторила его собственные мысли, так подленько иной раз облегчающие душу. — Мне еще на тебя не хватает свои заботы вешать… И вообще, мы — на «вы». Я жду инструкций.

— Будут вам, — он язвительно подчеркнул, — инструкции, Галина Михайловна. Но сначала расскажу об общей ситуации. Это ничего, что я буду говорить и чай пить?

— Я для этого и приготовила вам, шеф. Ведь в гостинице придется это делать уже самому, так что пользуйтесь в последний раз.

— Ну, знаешь! Я сам свинтус порядочный, но и ты та еще язва!.. Итак, слушай…

На перроне у вагона их встретил милицейский майор — высокий и стройный молодой еще человек, в камуфляжной утепленной куртке и шапке с поднятыми ушами, но в форменных брюках и обычных ботинках. Вероятно, поэтому он и приплясывал от холода, а руками в перчатках растирал оттопыренные красные уши.

Майор представился, поздоровались. Оказывается, Вячеслав вчера же позвонил сюда и предложил руководству местного ГУВД встретить москвичей. Вот майор и прибыл с машиной, но поезд почему-то опоздал на двадцать минут, а сегодня морозно и сильный ветер из Заволжья, и он успел порядком замерзнуть. И чтобы дальше не коченеть, он решил не затягивать знакомства и попытался поднять сумку Турецкого, стоящую возле его ног, — как же, начальство! Но Александр Борисович ее не отдал, а глазами показал на Галину сумку:

— Женщине лучше помогите…

А сам подумал: «Учить их надо элементарной вежливости, этих молодых…»

Два одноместных номера для них приготовили в новой гостинице, естественно названной «Волгой», на одном этаже, напротив друг друга. Это было удобно. Турецкий посмотрел на Галку, та чему-то улыбалась.

— Что-то не так? — спросил он, хмурясь.

— Наоборот, все отлично. Мы сразу в управление?

— Если ты… э-э… вы не хотите принять душ и позавтракать?

— С вами — без вопросов, — хитро прищурилась она. — Наверное, форму для первого раза надо надеть, да?

— Думаю, не помешает. Владислав Иванович, — обратился он к майору, — где у вас тут можно перекусить? А вы с нами кофейку, что ли, выпейте, согрейтесь.

— Буфет имеется хороший. Вам как, основательно или?..

— Скорее «или», — подсказала Галя, взяла сумку и отправилась в свой номер.

Через двадцать минут они встретились в буфете, расположенном на их же этаже. Майор Копытин уже сделал заказ, и, как только они сели за стол, подошла официантка с подносом. Омлет, поджаренная ветчина, салатики из свежих овощей — то, что надо. Ну и неплохой кофе-экспрессо. За завтраком разговорились.

Этот майор оказался заместителем начальника Управления уголовного розыска, как раз тот, кто и нужен был Гале. С ним ей и предстояло работать. И контакт между ними, что с долей ревности тут же отметил Турецкий, начал как-то слишком уж быстро устанавливаться. Ну а если всерьез, то майор просто глаз не сводил с Галиного лица, с ее изящной головки, отягощенной крупным узлом волос цвета воронова крыла, как говорят в народе. «Какие же они шелковые и потрясающе душистые были сегодня ночью!..» — мелькнуло у Турецкого, и он даже глаза прикрыл, чтобы не выдать своих саднящих душу чувств. А отлично пошитая форма с капитанскими погонами, плотно, почти в обтяжку, сидящая на ее тугой, тренированной, спортивной фигуре, — видел Александр Борисович — могла свести с ума и не столь молодого человека. «Галка в своем репертуаре, — тщетно пытаясь избавиться от уколов ревности, продолжал размышлять Турецкий. — И как же это она ухитряется так лихо влюблять в себя мужиков? Ничего ж не говорит, а как улыбнется загадочно, так те становятся послушными телятами, готовыми выполнить любую ее просьбу, любое поручение… Тоже метод…» Тем более что и помощники ей обязательно понадобятся. Себя самого он теперь как-то слегка отодвинул в сторону. Они еще в вагоне договорились, что Галя возьмет целиком на себя всех знакомых двух семей — Морозовых и Воробьевых. И для этого ей придется поднять с помощью сотрудников Управлений уголовного розыска и экономической безопасности максимум материалов на широкий круг неизвестных еще следствию лиц, которые могли либо участвовать в подготовке и совершении уголовного преступления, либо оказаться его, пусть даже случайными, свидетелями. И все это «перелопатить», начиная чуть ли не со школьных времен фигурантов и по настоящее время. Огромный объем. Себе же он оставил две перессорившихся, как предполагалось, семьи и… Зою, которая являлась, по признанию Климова, «крепким орешком».