Не смотри ей в глаза - Антон Грановский

– Беседовал с твоим другом. А теперь хочу побеседовать с тобой.

Маша хмуро посмотрела на Стаса и сказала:

– Кажется, ты собирался прогреть двигатель.

Данилов пожал плечами, развернулся и пошел к машине. Волохов, немного поколебавшись, взял Живаго под руку и тоже повел его к машине.

– Как поживаешь? – спросила Маша у Корсака.

– Лучше всех, – ответил тот.

– Уже нашел себе кого-нибудь?

– Пробовал. В постели еще куда ни шло, но на кухне ты незаменима.

Маша прищурила золотистые глаза.

– Ты стал пошляком?

– Прости, – смутился Глеб. – С тех пор как мы расстались, чувство юмора стало мне изменять. Ну а ты? Одна или с кем-то?

– Тебя это не касается.

– Это несправедливо. Я ведь тебе рассказал.

– Что делать, жизнь вообще несправедливая штука! Извини, мне пора идти.

Она хотела пройти мимо, но Глеб взял ее за локоть.

– Я поеду с вами, – сказал он.

Маша покачала головой:

– Исключено. Ты гражданское лицо, а это – полицейская операция.

– И все же я настаиваю. Я журналист, отказ обойдется тебе дороже, чем согласие. Не пройдет и часа, как о деле, которым вы занимаетесь, будет знать вся Москва.

Маша усмехнулась:

– Это шантаж?

– Да.

– А если я тебя задержу?

– Слишком много возни, – сказал Глеб. – Легче будет взять меня с собой. Обещаю, я буду вести себя тише воды, ниже травы.

Маша секунду-две размышляла, затем кивнула:

– Хорошо. Но, когда мы приедем, ты останешься сидеть в машине. Обещай мне.

– Обещаю, – кивнул Глеб.

Когда несколько минут спустя машина Стаса Данилова тронулась с места, в другой машине, стоявшей поодаль, один из двух крепких мужчин в черных куртках поднес телефонную трубку к уху и сказал:

– Они направляются в старый дом в Аграмовке. Второй будет там.

– Хорошо, – последовал ответ. – Снимайте наблюдение.

– Что за фамилия такая дурацкая – Лайков? От лайки, что ли?

– Наверное. Ты на дорогу смотри, а то я у тебя заберу руль.

– Тогда он должен быть Лайкин, – не обращая внимания за замечание Волохова, сказал Стас.

– Смотри на дорогу, – сказала и Маша.

Стас скосил на нее глаза и проворчал:

– Все такие раздражительные! Корсак, ты тоже раздражительный?

– Только когда раздражают, – ответил Глеб с заднего сиденья, на котором сидел рядом с Живаго и Толей Волоховым.

Данилов посмотрел в зеркальце на его лицо, хотел что-то сказать, но передумал.

Вдоль разбитой дороги росли чахлые, заиндевелые и голые березы. Вскоре деревья закончились, и Маша увидела обширный луг, припорошенный снегом и освещенный тремя фонарями.

– Ненавижу деревню, – мрачно проговорил Стас.

– А я наоборот, – сказал Толя. – Я до семи лет рос в деревне. Давно это было, но я до сих пор многое помню. Помню, как ходили с ребятами в ночное… Как купались ночью в реке, а потом грелись у костра. Хорошее было время.

– С шести лет ты мало изменился, – иронично заметил Стас.

– Ты просто завидуешь, – простодушно проговорил Волохов.

– Чему?

– Тому, что у меня было счастливое детство. По крайней мере гораздо счастливее, чем у тебя.

Стас хмыкнул:

– Ох, не доведет меня до добра привычка так много тебе рассказывать, Анатоль.

– Далеко еще? – спросила Маша.

– Нет, – хором ответили Живаго и Глеб.

– Пара километров, – добавил Живаго.

Маша повернулась и посмотрела на телепата. Внешне он был спокоен, но все же она заметила, что он волнуется. В глазах у Живаго появился странный блеск. Смотрел он прямо перед собой и был строг и сосредоточен, как воин, готовящийся к битве и мысленно прорабатывающий варианты предстоящей схватки.

Маша почувствовала, как волнение Живаго передается и ей. Совсем скоро им предстояло встретиться с настоящим чудовищем в человеческом обличье, и исход этой встречи был отнюдь не предрешен.

– Вы его чувствуете? – спросила Маша.

– Да, – тихо ответил Живаго.

– А он?

– Он тоже.

– Значит, он уже в курсе, что мы подъезжаем? – уточнил Волохов.

– Думаю, да.

– Жаль, что не удастся застать этого гада врасплох. – Толя достал из кобуры пистолет и проверил обойму. – Давно я не стрелял по людям.

– Бог даст, и сегодня не придется, – сказал Стас. – Эй, Живаго, надеюсь, ваш брат не умеет уворачиваться от пуль?

– Не удивлюсь, если он этому научился, – ответил телепат. – Мы почти приехали. Вон он – наш дом, сразу за пустырем.

Оставшуюся часть пути проехали молча. Наконец Стас остановил машину возле высокого забора, унизанного острыми железными зубцами. При взгляде на эти зубцы Глеб слегка поежился.

Они выбрались из машины и встали перед забором. Толя толкнул калитку, она приоткрылась.

– Не торопитесь, – попросил Живаго. – Дайте мне пару минут, чтобы сосредоточиться.

– Хорошо, – сказала Маша.

Живаго закрыл глаза.

Все это продолжалось довольно долго. Несмотря на холод, искаженное судорогой и окаменевшее лицо телепата побагровело, а на лбу засверкали капли пота. Наконец он открыл глаза, повернул к Маше напряженное лицо и глухо проговорил:

– Я держу его.

– Держите? – сказал Стас. Было видно, что он здорово нервничает. – Как?

– Он обездвижен. Входите и постарайтесь действовать быстро, я не знаю, сколько еще смогу его держать. Сейчас он на первом этаже, слева от входа, сидит в кресле.

Стас взял Живаго за плечо и втолкнул его во двор. Толя и Маша последовали за ними. Корсак тоже хотел войти, но Маша положила ему ладонь на грудь:

– Нет, Глеб. Ты обещал. – Лицо у Маши было бледное и сосредоточенное. – Вернись в машину, – попросила она.

Глеб молча повернулся к машине.

Маша вошла во двор и быстро догнала коллег, которые уже стояли у двери.

…Когда-то давно, еще на заре своей журналистской карьеры, Глеб взял себе за правило выполнять обещания. Не потому, что он был таким уж честным, а потому, что стоит раз нарушить слово, и люди перестанут тебе доверять. Хорошая репутация способна принести большую пользу.

Однако сидеть в машине Глебу было невмоготу. Он вылез на улицу и, стоя у машины, закурил. Было чертовски холодно, но все же Корсак не смог заставить себя вернуться в машину.