Разведывательно-диверсионная группа «Док» - Андрей Негривода

— Ох, ни фига себе!.. — Этот вояка был удивлен по-настоящему. — Ну и что дальше?

— Будем думать, и думать быстро!

Обалдевший от новости Док пошел поделиться ею с ребятами, а Филин остался стоять на пороге… Его никто не трогал, не задавал вопросов — каждый понимал, что от принятого командиром решения теперь зависят и их жизни…

Через несколько минут Андрей вновь вошел в помещение, где находился Хайзулла, и не без содрогания наклонившись над лицом Хайзуллы-Николая, он стал пристально всматриваться в это, невероятно постаревшее лицо друга детства.

— Я вкатил ему промедол и, как смог, сложил в «кучу» его ноги… — проговорил над ухом командира Док. — Он потерял много крови, лейтенант, и уже почти не жилец… Но организм крепкий — выдержать такое не каждый смог бы… Он будет спать долго, не трогал бы ты его сейчас. Ему и так отвалило на всю жизнь…

Внезапно Хайзулла открыл глаза. И от ясности взгляда у Андрея мурашки поползли под одеждой.

— А я все думал, — очень медленно произнес Хайзулла. — Кто же этот мой Большой Шанс, которого я знаю в лицо? Ну, привет, бача…[28]

На большее, видимо, сил не осталось…

А потом…

Потом был тот бесконечный марш-бросок по дороге на Кандагар, а затем и через пески Регистана, был бой с преследовавшими группу «духами» полевого командира Алихана на мосту через Гильменд, была та безумная переправа на плоту, сооруженном из досок кузова грузовика… И все это время Док, теперь полностью превратившийся во врача, ни на шаг не отходил от раненого, полуживого советского разведчика, который, собственно говоря, и был их «заданием»…

…Они упорно шли на север, к Газни, но… Время уходило неумолимо, словно вода в песок, и Хайзулле становилось все хуже и хуже…

И хоть Док полностью взял его под свою опеку, Хайзулла все чаще впадал в беспамятство и бредил. А Док с каждым часом становился мрачнее грозовой тучи…

— Андрей… — как-то произнес Док на девятый день этого «пути домой», сидя около опять начавшего бредить Хайзуллы. — Я сделаю все, что умею, но без антисептиков и антибиотиков мы его не довезем…

— Что посоветуешь, Док?

— Не знаю. Может, нужно было рискнуть и пошарить в Калате?

— А секретность?

— А если он кончится у меня на руках?

— Нельзя этого допустить, Миша… Тогда все усилия псу под хвост!..

— А его организм нас не спросит, Филин! Твое «задание» и так уже полутруп!.. Мы его уже больше недели за собой таскаем — растрясли сильно… Еще два-три дня, и будет твой чайханщик на тучке Аллаху чай заваривать!.. Это я тебе как медик говорю, а не как боец группы Филина!..

Андрей смотрел на лицо своего друга детства, покрытое крупными каплями пота, на губы, говорившие что-то на непонятном ему языке, и понимал, что Док прав, но решения не приходили.

— И еще… Если я и дальше буду обезболивать его промедолом, то через неделю он станет законченным наркошей… — подлил масла в огонь Док.

— Ладно, Миша, дай подумать…

9 декабря

То, что произошло к вечеру этого дня, помогло, как оказалось потом, всей группе Филина…

«Не было бы счастья, да несчастье помогло»…

— Андрюха, слушай… — внезапно вскинулся Медведь.

Где-то впереди, скорее всего, на шоссе, шел бой.

— Километрах в пяти по ходу, слушай! — горячо шептал Медведь. — «ДШК» молотит и, кажется, миномет…

Горное эхо доносило такой узнаваемый рокот крупнокалиберного пулемета и характерный свист, а затем взрывы. Миномет!

— Слухай, Филин… — в задумчивости проговорил Медведь. — А то, часом, не Алихан спутал кого с нами, а? У этого башибузука и «ДШК» есть, и минометы. Как думаешь?

— А ведь похоже на то, Игорь!

— Та-ак! Приехали… Твою мать!

— Будем ждать… — сказал Филин. — До темноты… Потом пойдем дальше. А пока будем думать…

Звуки боя затихли очень скоро, но Филин ждал…

На шоссе они вернулись в 22.00…

В автобусе находились только Док с Хайзуллой, Змей с «Утесом», да Тюлень с «баранкой»… В головном дозоре шли Ганс и Бульба, остальные разбежались по флангам. Шли медленно, внимательно осматривая подходы к шоссе. А через два с половиной часа впереди завыл «горный волк» — Ганс объявил срочный сбор.

То, что увидели ребята, было жутко…

Андрей смотрел на место боя, или скорее побоища, и как будто видел все его течение собственными глазами…

В засаду попал, как было видно по красным крестам на машинах, армейский полевой госпиталь…

Головной БТР, видимо, подорвался на кумулятивном фугасе — он уже догорал, и к запаху гари добавлялся тошнотворный запах сгоравшей живой плоти. Два других БТР охранения, в середине и хвосте каравана, были расстреляны из гранатометов…

Все это могло произойти в первые, считаные секунды, а дальше, закупорив колонну на шоссе, ее методично расстреляли из всех стволов…

Особенно усердствовал «ДШК»… Как в тире! Суки!!!

Но то, что случилось потом — это было уже за рамками человеческого понимания. Эти подонки вытащили на дорогу из машин, видимо, оставшихся в живых медсестер…

Их здесь было восемь, совсем еще девчушек… Или, вернее, восемь обезображенных женских тел. Эти твари их насиловали, а потом убивали… Жестоко — просто резали, как овец…

Каждый из бойцов Филина был поражен увиденным до самых сокровенных тайников своих опаленных войной душ…

И тут у Брата сдали нервы…

Каха — этот суровый грузин, бросился накрывать голые обезображенные тела медсестер какими-то тряпками:

— Шакалы, шакалы… — Слезы текли по суровому лицу Брата. — Псы бешеные!

Он все прикрывал и прикрывал эти останки.

— Брат, что они наделали? — не ожидая ответа, обратился он к Кабарде. — Как рука поднялась на красоту, а, брат? Суки поганые!!! Я вашу маму, я вашу папу, весь ваш род шакалов… А-а! Дэда шеве![29]

И такой болью повеяло на всех из души Кахи, что ком к горлу…

— Брат, брат, дай «Утес», да! — с горской горячностью обратился он к Филину. — Я их догоню, не могли далеко уйти, да! Дай пулемет, да! Как брата прошу!..

— Успокойся, Брат… — обнял было Каху за плечи Медведь, но тот ужом выскользнул из объятий.

— Нет, брат, нет!.. Эти девочки нас с того света достают, а они их… Ну, убил в бою — не понял, что женщина… Но они же их, как отару овец, зарезали, а до этого надругались! — Глаза Брата горели бешеным огнем. — Филин, брат, не дашь пулемет, так уйду, да! Я их моими ножами резать буду!..