Путь к сердцу герцога - Кэролайн Линден

Однако сейчас граф продолжал пристально смотреть на собеседника.

— Трудно поверить в правдивость ваших слов. Разве можно отправить письма и при этом ничего не знать об их цели?

— Я сделал это в качестве любезности, не больше. — Скотт бросил на листки отчаянный взгляд. — Если бы знал… если бы представлял, о чем речь, ни за что не согласился бы принять даже косвенное участие!

— Сомнительно. Вы ведь не отличаетесь безукоризненной честностью, не так ли? Сказали миссис Невилл, что располагаете длинным списком акционеров, в то время как на самом деле с трудом собираете средства и уговариваете инвесторов увеличить ставки. Пытаетесь выудить у меня деньги, в то время как люди уже начинают требовать свои взносы обратно, потому что шлюзы оказываются слишком дорогими и трудоемкими. Вы мошенник, мистер Скотт, а мошенникам место в тюрьме.

Промышленник вспыхнул от обиды и гнева.

— Вы называете меня лжецом?

— И еще шантажистом, — подтвердил Грэшем.

— Но кто же вам сказал, что шлюзы неработоспособны? У нас были кое-какие проблемы, но со временем…

— Канал меня не интересует, — перебил Чарли. — А вот письма — другое дело.

— Повторяю, я их не писал! И если бы знал, какую цель они преследуют, то и отправлять не стал бы. Как вы смеете называть меня мошенником?

— Смею по той простой причине, что угрозы, которыми вы забрасывали моего отца, причинили колоссальный вред! — Грэшем утратил аристократическое самообладание, вскочил, уперся ладонями в стол и угрожающе навис над врагом. — Когда умерла ваша мать? — Еще существовал слабый шанс на благополучное завершение драмы. Скотт сказал, что был ребенком, а ведь он лет на десять старше его самого. Если выяснится, что Дороти скончалась раньше апреля тысяча семьсот семьдесят четвертого года, то женитьба отца на матери никаких сомнений не вызовет: брак будет считаться законным и обладающим всеми юридическими правами, а сам Чарли и его братья смогут гордо называть себя наследниками. В эту минуту судьба зависела от нескольких цифр…

— Как вы смеете, — начал было Скотт, однако продолжить Грэшем не позволил.

— Я без труда могу вас уничтожить, — тихо пригрозил он. — Да, могу, причем не лишусь сна от раскаяния и даже ни на миг не пожалею. Когда умерла ваша мать?

— В семьдесят третьем! — крикнул Скотт. — В ноябре семьдесят третьего. Простудилась во время первых морозов.

Тысяча семьсот семьдесят третий. Чарли глубоко вздохнул. Дата прозвучала как доброе знамение после мучительно долгой молитвы. Пульсирующая ярость мгновенно испарилась, плечи сами собой опустились, а голова устало поникла.

— Слава Богу! — благоговейно прошептал он.

Скотт тоже вскочил.

— Сожалею о своем невольном участии в неблаговидном замысле, но вы, сэр, зашли чересчур далеко!

Грэшем покачал головой.

— Позвольте объясниться. Судя по всему, не вы являетесь моим антагонистом. — Он снова сел. Теперь, когда стало ясно, что и когда случилось с Дороти Коуп, замалчивать историю не имело смысла.

— Ваша мать не просто была знакома с моим отцом. Больше того, их связывал не один лишь роман. В течение нескольких недель в тысяча семьсот пятьдесят втором году они состояли в браке.

Скотт, который только что смотрел и слушал с откровенным недоверием и нескрываемой неприязнью, остолбенел от неожиданности.

— Что?

— Она об этом не упоминала? Вполне возможно. Вышла замуж снова, а прошлое решила похоронить. — Грэшем пожал плечами. — Свадьба состоялась в пабе возле Флитской тюрьмы. Мне известно лишь о том, о чем отец перед смертью рассказал в покаянном письме. Он просил прощения за долгое молчание.

Скотт побагровел.

— Вы, разумеется, располагаете вескими доказательствами.

— В моем распоряжении послание отца с рассказом о свадьбе и последующем разрыве, а также церковная книга с их именами и собственноручной подписью. Если желаете, могу показать.

— Пресвятая Дева! — взмолился Скотт. — Но ведь это означает, что моя мать — двумужница! — Он пораженно замолчал. — А мы с братом…

Чарли смерил его непроницаемым взглядом.

— Незаконнорожденные? Бастарды? Да, хорошо понимаю, что это значит.

Граф понимал его слишком хорошо. До этого момента всерьез страшился, что бастардами окажутся братья и он сам и все трое будут отлучены от наследства и лишены права на герцогский титул. Трудно было представить, что произошло бы, если бы Скотт назвал другую дату смерти — после 1774 года. Хвала всем святым, этого не произошло, и сейчас человек по другую сторону стола вызывал чувство, отдаленно напоминающее сочувствие. Грэшем склонил голову.

— Приношу извинения за резкость манер, вызванную острым приступом гнева.

— О Господи! — прошептал ошеломленный Скотт. — Она никогда нам не говорила…

Чарли вспомнил строки признания.

— Отец считал брак расторгнутым, а возможно, недействительным изначально. И все же принял решение больше не жениться и долгое время его соблюдал. А когда унаследовал герцогский титул, с особой остротой осознал, что в глазах закона, если не в их собственных представлениях, брак мог все еще оставаться действующим. Он попытался разыскать супругу, но потерпел неудачу. — Грэшем помолчал. Не исключено, что Дороти хотела забыть прошлое ничуть не меньше, чем Дарем. Если Скотт говорил правду, то к тому времени как отец стал герцогом, у нее уже был другой муж и дети. Если кого-то из двоих и можно было обвинить в двойном браке, то скорее Дороти. Больше того, если бы Дарем знал о ее втором замужестве, то непременно оформил бы развод и таким способом избавил бы обоих от неприятностей.

— А что матушка рассказывала о жизни в Лондоне?

Скотт вздрогнул, словно вопрос вывел его из ступора.

— Говорила, что поехала туда совсем юной, — ответил он мертвым голосом. — В поисках приключений. Меллз — тихий скучный городишко, и такой яркой особе там было попросту тесно. Хотелось большего… но она не нашла иной работы, кроме швеи, и через два года вернулась домой.

— А отец написал, что она была актрисой.

Скотт болезненно поморщился, однако возражать не стал.

— Мама призналась, что встретила человека, который впоследствии стал герцогом Даремом, и до сих пор вспоминает его с радостью. Насколько я понял из туманных намеков, он или ухаживал, или, во всяком случае, проявлял повышенный интерес. Она даже дразнила отца: говорила, что могла бы стать герцогиней, если бы не вернулась в Сомерсет и не вышла за него замуж. Всерьез эти разговоры никто не воспринимал, и все же… матушка была обворожительно хороша. Отец нередко повторял, что влюбился с первого взгляда. В детстве я не сомневался, что ей ничего не стоило завоевать любого, будь то герцог или трубочист. — Он провел ладонью по лицу, как будто пытался скрыть слезы. Грэшем прекрасно понимал, как собеседник чувствует себя в эту минуту. Всего несколько недель назад он точно так же переживал за собственную мать, опасаясь, что память о ней окажется оскверненной и из почитаемой всеми герцогини Дарем она превратится в обманутую, опозоренную супругу двоеженца.