Противники - Джон Гришэм

— В этом нет необходимости, Ройбен. Я заставлю Максвелла исчезнуть.

— Отлично. Долго ли нам придется ждать, пока крейокс вернется на рынок? Насколько долго и дорого ли обойдется такое ожидание?

Коун осторожно почесал лоб и вытер со лба испарину.

— Я не могу ответить на этот вопрос, Ройбен. Нам нужно двигаться поэтапно и настроиться на ожидание. Я положу Максвелла на ковер, а потом мы встретимся снова.

— Когда?

— Быть может, дней через тридцать?

— Отлично. За тридцать дней мы потеряем доход в пятьсот сорок миллионов.

— Я уже подсчитал, Ройбен.

— Не сомневаюсь.

— Я понимаю это, Ройбен, ясно?

Глаза Мэсси сверкали, он вертел правым пальцем, указывая на лоббиста:

— Послушайте меня, Лейтон. Если это лекарство не вернется на рынок в ближайшем будущем, я приеду в Вашингтон и уволю вас и вашу фирму, потом найму новую команду специалистов по государственным делам для защиты своей компании. Я могу добиться встречи с вице-президентом и спикером палаты представителей. Я могу выпить с десятками сенаторов и даже больше. Я возьму свою чековую книжку и грузовик наличных и, если придется, привезу целую машину со шлюхами в Управление по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами и спущу их с цепи.

Коун изобразил фальшивую улыбку, как будто услышал что-то смешное.

— В этом нет необходимости, Ройбен. Просто дайте мне немного времени.

— У нас никакого времени нет.

— Самый быстрый способ вернуть крейокс на рынок — это доказать, что он безвреден для здоровья, — спокойно произнес Коун, надеясь повернуть разговор в другое русло и оставить наконец тему его возможного увольнения. — Идеи есть?

— Мы над этим работаем, — сказал Николас Уокер.

Мэсси снова встал и повернулся к своему любимому окну.

— Встреча закончена, Лейтон, — бросил он и даже не повернулся, чтобы попрощаться.

Как только Коун уехал, Ройбен расслабился и подумал, что не такое уж плохое у него выдалось утро. Ничто так не поднимает настроение сурового генерального директора, как человеческое жертвоприношение. Пока Ник Уокер и Джуди Бек проверяли электронную почту на своих смартфонах, Ройбен терпеливо ждал. Когда они снова обратили на него внимание, он сказал:

— Полагаю, пора обсудить нашу стратегию по мировому соглашению. Что у нас со сроками?

— Чикагский процесс идет полным ходом, — ответил Уокер. — Пока дата начала разбирательства не назначена, но скоро мы ее узнаем. Надин Керрос следит за календарем судьи Сирайта, она заметила, что в нем есть прекрасное «окно» в октябре. Если нам немного повезет, процесс может быть назначен на это время.

— В таком случае пройдет меньше года с момента подачи иска.

— Да, но мы ведь ничего не делали, чтобы замедлить ход. Надин усиленно защищается, подает все ходатайства, реальных проблем нет. Ходатайств об отклонении иска не было. Планов на суммарное судопроизводство — тоже. Раскрытие документов идет как по маслу. Сирайт, похоже, заинтересовался делом и жаждет суда.

— Сегодня — 3 июня. Они продолжают подавать иски. Если мы заговорим о мировом соглашении сейчас, то сможем растянуть это до октября?

— Легко, — ответила Джуди Бек. — На выплату компенсаций и заключение мировых соглашений по фетероллу ушло три года, а тогда мы получили полмиллиона претензий. На золозин потребовалось еще больше времени. Коллегия адвокатов по коллективным гражданским искам думает лишь об одном — о пяти миллиардах, которые мы списали в расход за прошлый квартал. Они мечтают о том, что именно такая сумма на них и свалится.

— Это будет очередное безумие, — вставил Ник.

— Так давайте начнем воплощать его, — сказал Мэсси.

Уолли сидел в суде по разводам на шестнадцатом этаже в центре Ричарда Дейли в центре города. С утра к слушанию было назначено дело «Стрейт против Стрейта» — один из десятков или больше жалких незначительных разводов, призванных навеки (как хотелось бы верить) разлучить двух людей, которым вообще не стоило жениться. Чтобы разрешить эту сложную ситуацию, они наняли Уолли, заплатили ему 750 долларов — полный гонорар за развод без возражений со стороны ответчика — и теперь, по прошествии шести месяцев, предстали перед судом по разные стороны коридора, надеясь, что вскоре вызовут их. Уолли тоже ждал, ждал и наблюдал, как покрытые шрамами воюющие супруги смиренно тянутся к скамье, кланяются судье, говорят по указанию своих адвокатов, стараются не смотреть друг другу в глаза и уходят через пару минут, вновь обретя статус холостяков или незамужних дам.

Уолли сидел среди других юристов, тоже пребывающих в нетерпеливом ожидании. Он знал почти половину из них. Другую половину он никогда раньше не видел. В городе, где трудились больше двадцати тысяч юристов, лица постоянно менялись. Какие-то крысиные бега. Какая-то все перемалывающая мельница.

Одна жена рыдала перед судьей. Она не хотела разводиться. Зато хотел муж.

Уолли дождаться не мог, когда эти сцены канут в Лету. В один прекрасный день, который наступит очень скоро, он будет сидеть в шикарном офисе близ центра города, вдали от потной суеты уличных юристов, за широким мраморным столом, а две фигуристые секретарши — отвечать на его телефонные звонки и приносить ему документы, а помощник юриста или даже два — делать за него всю грязную работу. Больше никаких разводов, никаких вождений в нетрезвом виде, завещаний, дешевых объектов недвижимости, ни одного клиента, который не в состоянии заплатить. Он сам будет придирчиво отбирать дела об ущербе для здоровья и зарабатывать на них огромные деньги.

Другие юристы осторожно поглядывали на него. Он знал об этом. Они время от времени упоминали о крейоксе. С любопытством, с завистью, некоторые — с надеждой, что Уолли удастся сорвать куш, — ведь это придало бы им веры в себя. Другие жаждали увидеть, как он потерпит поражение, потому что это докажет: нудная работа и есть их предназначение. Ничего больше.

У него в кармане завибрировал мобильный. Уолли вытащил его, увидел имя звонящего, пулей сорвался с места и вылетел из зала суда. Оказавшись за закрытыми дверями, он ответил:

— Джерри, я в суде. Что случилось?

— Большие новости, брат Уолли, — пропел Алисандрос. — Вчера я играл в гольф на восемнадцать лунок с Николасом Уокером. Вам это ни о чем не говорит?

— Ну да, но я не уверен. С кем?

— Мы играли на моем поле. У меня было семьдесят восемь попаданий. Бедный Ник отстал на двадцать. Боюсь, не особо хороший из него гольфист. Он главный корпоративный юрист «Веррик лабз». Я знаю его уже много лет. Полный осел, но весьма уважаемый человек.

Возникшую паузу должен был заполнить Уолли, но на ум ему ничего не приходило.

— Ну и что, Джерри, вы ведь позвонили не для того, чтобы рассказать о вашей игре в гольф?