SPQR. История Древнего Рима - Мэри Бирд

Рассмотрев одну из самых знаменитых реформ Суллы, можно отчасти понять, как он рассуждал. Речь идет о народных трибунах. Начиная с Гракха от них часто исходили инициативы самых разных реформ, и Сулла это осознавал. Он решил серьезно урезать полномочия трибунов. Эту старинную должность, как и диктатуру, наполнили новым смыслом. Введена она была в V в. до н. э., чтобы представлять интересы плебеев, однако некоторые права и привилегии сделали эту должность весьма привлекательной для тех, кто в последующие времена искал неограниченной власти. В частности, у трибуна было право представлять законы Народному собранию, а также накладывать вето на общественные инициативы граждан. Это право вето, должно быть, появлялось постепенно, сначала в меньшем масштабе. Трудно себе представить, чтобы на заре борьбы сословий патриции могли позволить представителям плебеев блокировать абсолютно любые их решения. Но к тому моменту, когда Марк Октавий многократно накладывал вето на законопроекты Тиберия Гракха в 133 г. до н. э., было установлено, чтобы право трибуна вмешиваться практически ничем не ограничивалось.

Каких только трибунов в Риме не было: и Октавий, и тот самозваный мститель, который убил Тиберия ножкой скамьи, оба были коллегами Тиберия. Они также оба были достаточно богаты и, безусловно, не представляли интересы «низов». Однако в глазах народа эта должность сохраняла свой изначальный смысл. Ее по-прежнему могли занять только плебеи. Впрочем, патриций, жаждавший попасть на это место, мог обойти препятствие, если его усыновляли плебеи. Так многие и делали, чтобы провести реформы в угоду толпе. Поэтому Сулла предусмотрительно внес изменения, чтобы сделать эту позицию непривлекательной для римлян с политическими амбициями. Он отобрал у трибунов право выдвигать законопроекты, ограничил право вето и запретил трибунам служить на какой-либо другой выборной должности в будущем (превращая, таким образом, эту магистратуру в тупиковую для карьеры). Снятие этих ограничений было основным требованием противников Суллы, и в течение десятилетия после ухода Суллы все они были отменены, что подготовило почву для последующего поколения сильных и влиятельных трибунов. Даже императоры впоследствии хвалились, что обладают «властью трибунов» (tribunicia potestas), демонстрируя, таким образом, свою заботу о простых людях Рима.

В ретроспективе, однако, борьба за права трибунов выглядит, скорее, как попытка отвлечь внимание. Римских политических деятелей на самом деле волновал вопрос о природе политической власти, который их и разделял на разные лагеря, а не конкретные права, которые дает определенная должность. Гораздо более значительными на средней исторической дистанции оказались некоторые из практических решений Суллы, в частности, об отставке легионеров, отслуживших долгий срок. Он распорядился поселить ветеранов в городах Италии, которые сражались против римлян в Союзнической войне, и отобрал близлежащие земли для раздачи наделов бывшим воинам. Этот проект мог показаться простым способом наказать непокорных, но в результате чаще страдали обе стороны: некоторые местные земледельцы были выселены, а бывшие солдаты оказались менее способными крестьянами, чем вояками, и не справлялись с собственным хозяйством. Считается, что в 63 г. до н. э. эти бывшие славные воины, а ныне земледельцы-неудачники пополнили ряды сторонников Катилины. И еще до этого разного рода жертвы сулланских поселений сыграли немалую роль в той войне, которая стала одной из самых знаменитых войн античности (не без помощи Стенли Кубрика и Кирка Дугласа, конечно).

В 73 г. до н. э. около пятидесяти рабов-гладиаторов под предводительством Спартака с импровизированным оружием, переделанным из кухонной утвари, сбежали из гладиаторской школы в Капуе на юге Италии и пустились в бега. Следующие два года ушли на поиски поддержки и противостояние нескольким римским армиям, пока в 71 г. до н. э. восставшие не потерпели крах. Уцелевших в бою распяли на крестах вдоль Аппиевой дороги.

Сквозь всю шумиху вокруг этого движения, поднятую еще в античности, а потом и в новые времена, трудно разобраться, что же все-таки происходило на самом деле. Римские авторы, для которых восстания рабов всегда были устрашающим признаком перевернутого вверх дном мира, склонны преувеличивать реальное число сторонников Спартака. Их оценки достигают 120 000 повстанцев. Современные исследователи видели в Спартаке идеологического героя, вплоть до лидера движения против рабства как такового. Это практически невозможно себе представить. Многие рабы, конечно, мечтали о личной свободе, но институт рабства в Древнем Риме воспринимался как что-то само собой разумеющееся даже самими рабами. Если у них и была какая-либо ясно поставленная цель, то, вероятнее всего, это могло быть желание вернуться на родину: у каждого из них она была своя, у Спартака, скорее всего, Фракия в Северной Греции, у других – Галлия. Одно можно сказать точно: им удалось продержаться против регулярной римской армии немыслимо долгое время.

42. На этом схематичном рисунке из Помпей человек сражается на коне, над ним оскским письмом, справа налево, начертано имя Spartaks. Некоторые исследователи осторожно предпочитают относить эту сцену скорее к гладиаторскому бою, чем к эпизоду восстания Спартака. Так или иначе, это, возможно, единственное прижизненное изображение знаменитого раба-гладиатора

Чем можно объяснить такой успех? Невозможно списать все на плохую подготовку легионеров, которых выставляли против восставших. Или на особую дисциплинированность и знание приемов борьбы у гладиаторов или на страстное желание обрести свободу. С уверенностью можно сказать, что повстанцы снискали поддержку среди недовольного и обездоленного свободного населения Италии, в том числе у некоторых ветеранов Суллы, которые на войне чувствовали себя больше дома, чем на ферме, хоть сражаться и пришлось против легионов, в которых они сами когда-то служили. Если смотреть сквозь эту призму, то перед нами не просто трагедия обреченного восстания рабов: это была еще и финальная сцена длинного действа под названием «гражданская война», которое началось резней римлян в Аскуле, ознаменовавшей начало Союзнической войны.

Истории о внутригосударственных конфликтах тех времен рассказывают нам о столкновении политических принципов и совершенно различных мнений об управлении Римом. Речь шла о великих идеях и, с неизбежностью, о великих людях, от Сципиона Эмилиана до Суллы. Так нам передали эту историю римские авторы, на работы которых мы опираемся; они сосредотачивали повествование вокруг героев и антигероев, исполинских фигур, которые повлияли на события войны и мира. Античные писатели, в свою очередь, основывались на материалах (сейчас по большей части утерянных), вышедших из-под пера самих героев, – речи Гая Гракха (одна из самых печальных потерь для классической литературы), беззастенчивый образец самооправдания – автобиография Суллы. Записки Суллы, которые он собирал, будучи в отставке, составили 22 тома, в них позднейшие авторы время от времени заглядывали и цитировали их в своих текстах.

За бортом ярких жизнеописаний остается море судеб простых людей – солдат, избирателей, женщин и даже рабов (не считая сенсационных сообщений о сообщниках Спартака). Легионеры, которые перепрыгивали с крыши на крышу в Карфагене, художники, которые процарапывали граффити, подталкивавшие Тиберия Гракха к земельной реформе, словоохотливый слуга, который оскорбил сторонников Гая, и пять жен Суллы – все они остались в качестве фона исторического действа или, в лучшем случае, сыграли эпизодические роли. Даже когда простые люди и высказывались от своего имени, время сохранило самые краткие и скупые слова: «Луцию Корнелию Сулле Счастливому, диктатору, сыну Луция, от бывших рабов», – гласит, например, надпись на каменном пьедестале. Остается только догадываться, кем они были, что стояло на этом пьедестале и почему они решили посвятить это диктатору. Неясно также, насколько жизнь людей «с улицы» могла протекать нормально во время бесконечных разборок в верхах и столкновений легионов. Или все-таки насилие и разруха затронули почти всех жителей в этот период?