Афанасьева, стой! - Олеся Стаховская

– Ты Арина Афанасьева?

Заторможенно кивнула. Неужели мои персональные данные имеют для него какое-то значение?

– Подчиненная Захара, ведуна из Управления, и подружка Алексея Семёнова?

– Не подружка. Просто коллега.

– Мне так не показалось. Я долго наблюдал за вами. Не пытайся защищать его. Это не в твоих интересах.

Упоминание о Семёнове и намёк на наши возможные отношения встряхнули меня.

– Больно надо! Мы с ним не встречаемся. Поверьте на слово. Я для него, видите ли, недостаточно хороша.

– И такое бывает, – философски ответил упырь. – В любом случае скоро станет понятно, насколько ты дорога своим коллегам.

– Так вот почему меня похитили! Хотите выйти на Захара Матвеевича и Семёнова?

– Именно.

– Зачем они вам?

– У ведуна мой брат. Он, конечно, тот ещё недоумок. Но другого у меня нет. Кроме того, к Захару у меня давние счёты. Он моего батю упокоил. У нас такое не прощают.

Я вспомнила своё боевое крещение. Тот день, когда словила пулю. Перед глазами всплыло лицо упыря, бросающего оскорбительные реплики в мой адрес. И рассказ Захара Матвеевича. Всё-таки ошибся старый ведун, второй брат жив и вполне себе здоров.

– А Семёнов вам зачем понадобился?

– Этот мелкий гадёныш успел напакостить. Сорвал пару крупных сделок. Положил серьёзных людей. И существенно попортил мне шкуру. Теперь мой ход.

– И вы решили использовать меня.

– Так уж вышло. Ничего личного, – развёл руками упырь. – Не замети они моего непутёвого братца, я, быть может, ещё стерпел бы обиду. Но теперь никак. Надо вытаскивать родственника. Упыри на зоне долго не живут. Условия не те. Заодно рассчитаюсь за старые дела.

– Вы планируете обменять меня на брата? – с нескрываемой надеждой поинтересовалась я.

– Мне нужно, чтобы они так думали.

– А на самом деле?

– Извини, малышка, но ты отсюда уже не выйдешь.

– Но почему? Я-то вам что плохого сделала? – голос задрожал и сорвался.

Я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Так же нечестно! Если у тебя претензии к Семёнову, с ним и разбирайся. Меня-то зачем в это втягивать? У меня, может, тоже к Семёнову длинный перечень претензий. И пока я тут из-за него умираю, он в тепле и уюте трахает гламурную Ларочку или же снисходительно принимает благодарность одной раскормленной престарелой оперной курицы.

– А ты, дорогая моя, – шмара ментовская, – ласково пояснил упырь. – И одного этого уже достаточно, чтобы разодрать тебе глотку. Мои ребята не поймут, если я тебя отпущу. Авторитет не так просто заработать, чтобы спустить его ради какой-то левой тёлки. Я доходчиво объяснил?

– Вполне, – поникла я. – И когда меня… Когда мне глотку раздерут?

– Пару дней ещё поживешь.

– И на том спасибо.

Упырь провёл рукой по моим волосам. Я дёрнула головой. Отодвинулась подальше.

– Больно не будет. Обещаю, – утешил тюремщик и будущий палач.

А дальше начался кошмар. Более чем реальный. Упырь потянулся к моей руке. Той самой, обмусоленной им намедни. Я шарахнулась от упыря. Он скрутил меня, повалил на пол, навалился сверху своей здоровой тушей, зубами разодрал бинт и присосался к запястью, делая жадные глотки. Похоже, в этот раз у него не было претензий к качеству моей крови. Почти сразу в глазах потемнело, зазвенело в ушах, сердце лихорадочно заколотилось. Когда упырь слез с меня, я могла лишь вяло попискивать и смаргивать слёзы. Он закинул меня на матрас, с которого мы скатились в ходе неравной борьбы, обработал и забинтовал рану, после чего ушел.

Я валялась на матрасе сломанной куклой. Сил не было. От потери крови мутило, перед глазами плясали чёрные круги в сопровождении мерцающих искр. Сердце гулко и тяжело бухало в груди. Лихорадило от холода. Болела голова. И очень сильно хотелось пить. Я посмотрела в сторону початой бутылки с водой. До неё шага три, не больше. Но я не в состоянии была проползти даже это короткое расстояние. Свернулась калачиком, прижав колени к груди и обхватив себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Так и лежала, балансируя на грани сознания, скатываясь в серую муть и возвращаясь обратно, к визгливой лампе дневного света.

Через несколько часов загремел замок на двери, в комнате появилась Марго.

– Как ты, бедный жаворонок? – участливо поинтересовалась она.

– Ненавижу вас, твари! – простонала я.

– Что ж, вполне закономерно. Не могу тебя осуждать. Я принесла еды, – Марго поставила передо мной новый пакет из Макдональдса. – Может, у тебя есть какие-то особые пожелания?

Я фыркнула. Забота упырицы больше походила на изощрённое издевательство. Но раз она предлагает, почему бы не воспользоваться?

– Есть. Принеси мне побольше воды и одеяло. Иначе долго я не протяну.

Как ни странно, мои пожелания были тут же исполнены. Марго вернулась с двумя бутылками воды и пледом. Помогла напиться, после чего заботливо укрыла меня и пожелала спокойной ночи.

После ухода упырицы я задумалась: а не попросить ли у неё помощи? Вроде бы она мне ничего плохого пока не сделала, если не брать в расчёт участие в похищении. Наоборот, проявила заботу. Может, сердце у неё не только для того, чтобы кровь по телу гонять? Или что оно там у них гоняет? В любом случае хуже не будет.

Время текло непонятным образом. Сутки я отмеряла по визитам тюремщиков и уличному гулу, который просачивался сквозь стены моей тюрьмы.

Состояние шока сменилось лихорадочным поиском выхода из ситуации. Моё сознание отказывалось сдаваться.

Следующим утром Марго появилась с огромной канистрой воды, которую легко держала одной рукой. В другой был, как ни странно, шампунь популярной марки.

– Пора принимать ванну, жаворонок, – сообщила упырица.

– Не то чтобы я была сильно против, но к чему такая забота о гигиене смертника? – вполне искренне удивилась я.

– Таково пожелание Вика.

– Понятно. Что ж, желания Вика для меня закон.

Марго тихо рассмеялась.

Она помогала мне умываться, держа на весу канистру, пока я намыливала и полоскала волосы, которые за два дня без расчески свалялись и имели довольно непрезентабельный вид. Потом сушила и расчёсывала их, в то время как я, облачившись в свой тюремный наряд, утоляла голод вчерашним бургером.

– У тебя красивые волосы, – сделала неожиданный комплимент упырица.

– Спасибо, – прошамкала я, едва не подавившись котлетой.

Интересно, все упыри французской национальности со странностями или только мне так повезло? Конкретно эта особь возится со мной, словно я её новая игрушка. Моет, кормит, причёсывает. Сейчас, наверное, повяжет на голове пару белых бантиков и попросит прочитать стишок. А я что? Мне не жалко. Лишь бы отпустили.