Сама себе враг - Виктория Холт

Джордж с улыбкой положил руку ему на плечо.

– Ступайте с миром, друг мой, – сказал он. – Идите и обдумайте мои слова. И помните, что, когда вы покинете дебри невежества, я первый рад буду приветствовать вас на пути к истине.

Ошеломленный перчаточник удалился, а мы, окружив Джорджа, принялись его поздравлять.

– Вы были великолепны! – сказала я. – Бедняга! С моей стороны было нечестно сводить вас вместе.

– Ваше Величество, вы были совершенно правы, поступив так, – ответил Джордж. – Это еще одно из ваших благих дел.

– Мы сразу же поняли, что вы победите, – ввернула Люси.

– Правда всегда торжествует, – скромно заверил нас Джордж.

Итог этого диспута был неожиданным для всех нас. Несколько дней спустя стало известно, что перчаточник сошел с ума. Не в силах примирить различные религии, он вконец запутался в лабиринте веры и неверия. Услышав об этой трагедии, мы очень опечалились, ведь несчастный был неплохим человеком и прекрасным мастером своего дела.

Но более всего треволнений было связано с обращением леди Ньюпорт. Однажды она пришла ко мне в большой растерянности.

– Ваше Величество, – сказала она, – мне необходима ваша помощь. Я имела несколько бесед со своей сестрой, и теперь знаю наверняка, что есть истинная церковь. Я хочу стать католичкой, но очень опасаюсь мужнина гнева. Если он об этом проведает, я буду или навсегда заперта в четырех стенах, или вовсе отослана прочь из Англии. Я же между тем очень хочу исповедаться и открыто заявить о своем переходе в католичество. Так как же мне поступить?

Я вошла в положение бедной женщины и стала строить в отношении ее самые разные планы, один смелее другого. Я была очень рада ее решению и всей душой желала помочь ей, тем более что обращение такой знатной аристократки произвело бы в свете большое впечатление. Наконец я спросила совета у Джорджа Конна, который сразу нашел выход из положения.

– Давайте, – предложил он, – будем до поры до времени держать все в тайне, иначе непременно отыщется несколько недоброжелателей, которые донесут о ее намерении лорду Ньюпорту. Поступим же мы следующим образом: пусть эта достойная женщина, возвращаясь с какого-нибудь празднества, хотя бы даже с устроенного Вашим Величеством приема, посетит одного из наших монахов-капуцинов.

Анне Ньюпорт это пришлось по душе, и вскоре, по дороге из театра домой, она побывала в Сомерсет-Хаусе, исповедалась там одному из братьев – и таким образом совершилось ее возвращение в лоно истинной веры.

Еще одна спасенная душа! Я ликовала и мечтала о полной победе над еретиками. Однако же я и представить себе не могла, какая буря разразится над головой несчастной Анны. Ее муж лорд Ньюпорт был человеком весьма неглупым, но и весьма вспыльчивым. И это немудрено, ибо нравом он пошел в свою мать, Пенелопу Рич (дочь Летиции Ноллис, графини Лестер), о которой даже спустя много лет после ее смерти говорили как о женщине с сильным характером и непреклонной волей; уверяют, что мало кто смел ей противиться. Лорд Ньюпорт был незаконнорожденным (подозревали, что отцом его был Карл Блаунт, граф Девонширский), но это обстоятельство отнюдь не мешало его карьере. Он командовал всей королевской артиллерией и, по слухам, извлекал из своего поста немалую выгоду. Разумеется, такой человек не мог равнодушно отнестись к своеволию жены. Он немедленно явился к Карлу и, едва сдерживая ярость, рассказал ему обо всем.

Король пытался как-то утешить его, но Ньюпорт не мог успокоиться и не слушал никаких увещеваний. Разумеется, он не осмеливался прямо обвинять меня, однако намекнул, что во дворце есть небольшой кружок, члены которого своими действиями способствуют проникновению в страну католической веры. В частности, он назвал имена моих ближайших друзей Уолтера Монтегю и сэра Тобиаса Мэтью.

– Ваше Величество, – говорил он, – я молю вас выслать за пределы Англии этих людей, ибо они – истинные виновники перемены, случившейся с моей женой.

Карл весьма сочувствовал Ньюпорту, однако понимал, что я очень рада обрести в леди Анне свою соратницу. Он, конечно, знал, что Монтегю – ревностный католик, но не стал наказывать его, ибо не желал расстраивать меня.

Лорд же Ньюпорт, поняв, что король не будет предпринимать против «идолопоклонников» никаких шагов, отправился к архиепископу Лоду и прямо, без обиняков, сказал ему, что Карл находится под влиянием своей жены и не слушает никого, кроме нее.

Архиепископ Кентерберийский был куда лучше меня осведомлен о растущем в стране недовольстве и вдобавок отлично знал, что очень и очень многие считают его тайным католиком. Именно поэтому он решил сделать то, чего я никогда не простила ему. Он выступил на церковном совете и заявил, что после появления в Англии папских легатов Панзани и Конна в Лондоне увеличилось количество католиков. Еще он сказал, что идолопоклонникам не место в стране истинной веры, и предложил незамедлительно привлечь к суду двух ревностных католиков – Уолтера Монтегю и Тобиаса Мэтью.

Услышав об этом, я очень разгневалась и не посчитала нужным скрывать свой гнев от Карла. Мой бедный супруг не знал, как ему поступить. С одной стороны, он понимал, что лорд Ньюпорт и архиепископ не отступятся от своего и будут настаивать на расследовании, а с другой – ему очень не хотелось огорчать меня.

Лишь тогда я поняла, какое влияние приобрела я в королевстве. Ко мне больше не относились как к легкомысленной женщине, любившей наряды и увеселения, но как к одному из монарших министров.

Мне передали, что Лод сказал Томасу Уэнтворту,[47]любимцу короля, недавно вернувшемуся в Лондон из Ирландии:

– Я сейчас точно зерно, очутившееся между двух жерновов, и я молю Бога вразумить меня и наставить на путь истинный.

Джордж, пришедший ко мне, дабы поведать в подробностях о случившемся на совете, был очень взволнован. Таким я его еще никогда не видела.

– По-моему, – сказал он, – мы проявили излишнюю торопливость. Лод предложил закрыть в Англии все католические храмы, не исключая и нашего в Сомерсет-Хаусе. Его речь встретила всеобщее одобрение.

– Но я никогда не позволю сделать этого! – вскричала я.

– Прошу вас быть осмотрительной, – проговорил Джордж. – Иначе вы вообще можете все погубить.

– Не беспокойтесь, – отвечала я. – Мы спасали уже много человеческих душ, и этого у нас никто не отнимет. Я прекрасно знаю Карла. Он никогда не согласится совершить что-нибудь такое, что огорчило бы меня.

Когда Карл явился в мои покои, вид у него был очень удрученный.

– Лод призывает закрыть все католические церкви, – сказал он.

– Что?! – воскликнула я. – Да это же не священнослужитель, а чудовище! Прикажите ему убраться вон из Лондона. Пускай торгует сукном, как и его отец!