Кокон - Андрей Посняков

— Эй, мужички, ваша очередь!

Прикрывая рукою голую грудь, — ага, и куда только делось стеснение? — Олеся вылезла наконец из воды и теперь шла к кострищу.

На носу ее сверкали синие солнечные очки.

— На берегу нашла, — похвасталась девушка. — Наверное, потерял кто-то. Ну, как они мне, идут?

— Полный отпад! — Макс шутливо показал большой палец. — Ладно, мы сейчас быстро. Окунемся только — и сразу назад.

— Кофту там мою подберите, а то я забыла как-то.

— Хорошо, подберем.

Миша сделал уже несколько шагов вслед за Петровичем, как вдруг…

— Девушка!!! — восхищенно произнес притихший на время Митяй. — А вы… вы всегда так вот, сама с собой, разговариваете?

— Ой! — Олеся испуганно оглянулась, но, увидев перед собой мальчишку, облегченно перевела дух. — Привет. Ты кто такой?

— Я? Митя… Я картины рисую… Хотите, вас изображу?

— За полтинник? — вспомнив автобусные разговоры, улыбнулась Олеся.

Парнишка вдруг засмущался:

— Что вы! Вас я просто так изображу… вы красивая. Вот, становитесь сюда, пожалуйста…. Или лягте, пока мои друзья не пришли.

— А что, друзья твои помешают?

— Конечно! Будут тут пялиться.

Очки!

Тихомирова вмиг осенило. Ну конечно — очки. Они ведь — предмет здешнего мира. А парень — художник и видит… видит. Интересно, а как его дружки? Увидят сейчас Олеську или…

— Никогда еще не позировала художникам. — Девушка лукаво посмотрела на Макса. — Ну что ж, так и быть! Эй, маэстро, куда мне встать?

— А… вон сюда, к дереву. Или, если хотите, можете на траву сесть.

Мальчишка деловито пристроил на коленках рамку, приладил листок и поднял глаза:

— Ой!

Вот то-то, что ой — Олеся теперь ничего уже не прикрывала, а грудь у нее была — ну, не такая уж и большая, конечно, но весьма аппетиная…

Максим даже засмеялся:

— А не слишком ты мальчика-то смущаешь?

— Не слишком. Ты только на него посмотри!

Юный художник не тратил времени даром, делая быстрые наброски карандашом, если честно, здорово у него получалось, Тихомиров даже не ожидал.

Усмехнулся, махнул рукой:

— Ладно, рисуйтесь. А я пока окунусь.

Он отсутствовал, наверное, минут пять, вряд ли больше, но, когда выбрался на берег, этюд уже был готов.

— Вот, пожалуйста, возьмите. — Подросток взволнованно протянул рисунок. — На память…

— Ой, здорово как! — Олеся восхищенно вскинула брови. — Да ты, парень, талант! Ренуар обзавидуется.

Митяй смущенно опустил ресницы:

— Скажете тоже — Ренуар… А можно… Можно я вас еще один раз нарисую? Для себя уже, просто так…

— Конечно, рисуй. — Девушка великодушно махнула рукой. — Только я уж теперь посижу — стоять устала.

— Вижу, вам не дает покоя карьера модели, мадемуазель. — Тихомиров уселся рядом и скосил глаза. — А рисунок действительно очень неплох. В таком, я бы сказал, импрессионистском стиле…

— Я же говорю — Ренуар!

— Я, когда маленький был, в городе жил и в художественной школе учился, — шмыгнув носом, пояснил художник.

— Когда маленький был? — Олеся расхохоталась. — А сейчас-то тебе который годок?

— Пятнадцатый. — Митяй послюнявил кисточку. — Руку так вот за голову заложите, ага… Да вы не бойтесь, я быстро рисую.

— Я уже заметила…

— Знаете, не верится просто, что вот так… Вообще-то меня учителя в художке не хвалили. Говорили, что надо тщательнее работать над деталями, а не как я — увидел момент, схватил…

— Ренуара с Моне тоже этим же упрекали, — развалившись рядом, усмехнулся в кулак Макс. Вообще, его эта ситуация забавляла.

Мальчишка поднял глаза:

— А вам нравится Ренуар?

— Нравится, — с улыбкой кивнула Олеся. — Он, как и ты, рисовал… мгновения…

— А я про импрессионизм мало знаю, — посетовал живописец. — Нет, ну, слышал, конечно, но даже в Эрмитаже не был, не говоря уж о Москве.

— Так съездишь еще — какие твои годы?

— Вы еще про барбизонскую школу поговорите, — уже не сдерживая смеха, посоветовал Максим. — О проблеме света и тени в творчестве Камиля Коро.

Олеся фыркнула:

— Макс! А ты откуда про барбизонцев знаешь?

— Ну, ты даешь, ма шери! Я ж все-таки в русско-французском обществе был… Ой! Дай-ка сюда очочки… ну те, что в руках вертишь… Хотя нет, лучше положи-ка их во-он на тот камень… Ага!

Тихомиров первый услыхал голоса возвращавшихся приятелей живописца и поспешил принять меры. Так, на всякий случай.

— Эй, Митяй! Мы те заказы нашли. На рубль с полтиной! Только тетки сюда не пойдут, сам к ним двигай, да побыстрее, пока не раздумали… Чего это ты тут намалевал уже? Ого!!! Ни фига ж себе! Ты только глянь, Серый!

— Митяй, а кто это, а? Ты что, сам… вот так…

— Нет. — Юный художник задумчиво покачал головой. — Она мне позировала, вот здесь, только что.

— Кто позировал-то?

— Девушка, красивая, как солнце, как тысячи солнц!

Тихомиров даже головой покачал, испытав некоторую долю зависти: ну надо же такое придумать — как тысячи солнц. А Олеся довольно улыбнулась и показала Максу язык.

— Да где девушка-то?

— Вот, только что здесь была… Растаяла, как виденье…

— Растаяла… Что она, Снегурочка что ли? Эх, не надо было тебе вина наливать… А что, прямо с голыми титьками и стояла?

— С голыми? Да ну вас на фиг! Пошли вообще вон отсюда!

Аккуратно спрятав рисунок в папку, Митяй швырнул в рыжего дружка мольберт, вернее, кадрирующую рамку.

— Да что ты кидаешься-то? — взбеленился тот. — Не, Серый, ты видал?

— Пошли. — Серый наклонился и тронул Митяя за плечо. — Там люди ждут. Клиенты.

— Никуда не пойду! — рассерженно отозвался художник. — У меня это… вдохновение кончилось…

— Ну и сиди тут один! — Парни переглянулись. — Вот уж не знали, что ты, Митяй, такой псих… Пошли отсюда, Серый, раз он к нам так…

— Постойте! — Митяй торопливо собирал манатки. — Да стойте же вы! Где там ваши клиенты-то?

И, натягивая на ходу штаны, устремился вслед за приятелями.

Те сразу же обернулись:

— Ага, одумался. Тоже еще, Шишкин!

— А будете обзываться, вообще с вами…

— Ладно, ладно, не обижайся.