Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден

Он ничего не спрашивал, хотя и не знал, зачем его сюда позвали. Хо Са понимал, что ему нельзя видеться с Чахэ слишком часто. Каким бы естественным ни казалось желание земляков искать общества друг друга, мужчина не должен приходить к ханской жене без веской причины. За два года они встречались раз шесть, не больше.

Прежде чем Чахэ успела ответить, в юрту вошел еще один человек. Яо Шу сложил перед собой ладони и поклонился хозяйке. Хо Са удивленно смотрел, как монах, которому тоже налили чашу настоящего чая, с наслаждением вдыхает его аромат. Только после того как Яо Шу закончил приветствие, Хо Са нахмурился. Встречаться с ханской женой наедине — опасно. Еще хуже, если их троих обвинят в заговоре. Его тревога усилилась, когда обе невольницы поклонились и вышли из юрты, оставив хозяйку наедине с гостями. Хо Са хотел было встать, забыв о чае, да Чахэ не позволила.

Она положила ему на плечо руку, и он не мог подняться, не сбросив ее ладони. Хо Са неловко сел, и женщина встретилась с ним взглядом. Широко распахнутые глаза казались совсем темными на бледном лице Чахэ. Она была красива, от нее не пахло прогорклым бараньим жиром. От прикосновения холодных пальцев Хо Са невольно вздрогнул.

— Я пригласила тебя, Хо Са. Ты мой гость. Если ты сейчас уйдешь, это будет считаться оскорблением, верно? Ответь мне, ведь я еще не слишком хорошо знакома с монгольскими обычаями.

Ее слова были одновременно и упреком, и ложью. Чахэ прекрасно знала все тонкости монгольского этикета. Она дочь правителя, выросла при дворе. Ей наверняка не чужды интриги и коварство, напомнил себе Хо Са. Он сел поудобнее и заставил себя сделать глоток чая.

— Нас никто не слышит, — весело заметила Чахэ, усилив опасения воина. — Ты боишься заговора, Хо Са, там, где ничего нет. Я вторая жена хана, мать его сына и единственной дочери. Ты человек, которому он доверяет, а Яо Шу учит старших сыновей моего мужа и других мальчишек китайскому языку и боевым искусствам. Ни один человек не посмеет сказать о нас что-либо плохое. А если кто и рискнет, я велю отрезать ему язык.

Хо Са удивленно смотрел на хрупкую женщину, которая так легко бросалась угрозами. Достанет ли у нее сил выполнить их? Сколькими друзьями она обзавелась в улусе, используя свое положение? Кто эти друзья — цзиньские и тангутские рабы? От Чахэ можно ожидать чего угодно. Хо Са через силу улыбнулся, хотя внутри все похолодело.

— Прекрасно. Значит, мы, трое друзей, сидим в юрте и наслаждаемся хорошим чаем. Я допью чашку, госпожа, и уйду.

— Неужели я всегда буду одна? Неужели даже ты меня подозреваешь? — огорченно прошептала Чахэ.

Хо Са никогда бы и в голову не пришло дотронуться до члена королевской семьи, зато Яо Шу ничего не сдерживало. Монах обнял Чахэ за плечи, ее голова покоилась на его груди.

— Госпожа, ты не одна. Дело в том, что твой отец приказал мне служить твоему мужу, — мягко произнес Хо Са. — На миг мне показалось, что ты замышляешь против него недоброе. Иначе зачем было приглашать нас и отсылать невольниц?

Принцесса Западного Ся выпрямилась, поправила выбившийся из прически локон. От ее красоты у Хо Са пересохло в горле.

— Ты единственный, кто напоминает мне о доме, — произнесла она. — И среди всех только Яо Шу не воин.

Из ее глаз исчезли слезы, а голос окреп.

— Я не предам своего мужа даже ради тысячи подобных тебе, Хо Са. Но у меня есть дети, а кто, как не женщины, должны заглядывать в будущее? Неужели мы трое будем сидеть и смотреть, как Цзиньская империя погибает в пламени? Станем свидетелями уничтожения прекрасной страны и ничего не скажем?

Она повернулась к Яо Шу, который внимательно слушал.

— Где же окажется твоя буддистская вера, мой друг? Ты будешь спокойно смотреть, как она гибнет под копытами коней?

— Если бы мою веру можно было сжечь, я бы не стал верить. Моя вера переживет войну с Цзинь, даже если самих цзиньцев сотрут с лица земли. Люди стремятся к власти, хотят быть императорами и царями, только все это пустой звук. Неважно, кого и как называют. Все равно придется работать на полях. В городах по-прежнему будут процветать порок и взяточничество. — Он пожал плечами. — Людям не дано знать, что ждет их в будущем. Твой муж не против, чтобы я обучал его сыновей. Возможно, слова Будды найдут дорогу в сердце хотя бы одного из них. Впрочем, глупо заглядывать так далеко вперед.

— Он прав, госпожа, — тихо сказал Хо Са. — Я понимаю, твои речи вызваны страхом и одиночеством. Раньше я не задумывался, как тебе тяжело.

Он глубоко вздохнул, чувствуя, что играет с огнем, но близость Чахэ опьяняла его.

— Я навсегда останусь твоим другом, госпожа.

Чахэ улыбнулась, ее глаза блестели от недавних слез. Она протянула Хо Са и Яо Шу руки, каждый из них пожал холодные пальцы тангутской принцессы.

— Наверное, я просто напугана, — призналась она. — Представила, что город моего отца разрушен, а еще у меня болит душа за цзиньского императора и его семью. Как вы думаете, они смогут выжить?

— Все люди умрут, — ответил Яо Шу, опередив Хо Са. — Наша жизнь — всего лишь птичка, которая пролетает через освещенное окно и снова возвращается в темноту. Главное — никому не причинять боли. Чтобы прожить хорошую жизнь, нужно защищать слабых. Если человеку это удастся, он зажжет лампу, и она будет освещать его путь еще много жизней.

Хо Са смотрел на монаха, говорившего с серьезной торжественностью. Чисто выбритая голова Яо Шу блестела. Воин не мог согласиться со словами монаха, его передернуло от одной мысли о безрадостной жизни в трудах и заботах. Хо Са больше импонировала простая философия Хасара: Отец-небо дает силу не для того, чтобы она пропадала зря. Если человек может поднять меч, он должен его использовать, и чем слабее противник, тем лучше. По крайней мере, ему будет труднее выпустить тебе кишки, когда ты отвернешься. Впрочем, Хо Са не стал высказывать свои мысли вслух, увидев, что Чахэ успокоилась и кивнула монаху:

— Ты хороший человек, Яо Шу, я чувствую. Уверена, сыновья моего мужа многому научатся у тебя. Может, когда-нибудь и они станут буддистами.

Она неожиданно встала, и Хо Са едва не пролил остатки остывшего чая. Воин аккуратно поставил чашу рядом с собой и еще раз поклонился Чахэ, радуясь, что странная встреча подошла к концу.

— Мы принадлежим к древней культуре, — тихо сказала Чахэ. — Думаю, мы сможем оказать влияние на новую культуру, которая только зарождается. Осторожность только поможет нам выиграть.

Хо Са моргнул, услышав слова тангутской принцессы, и приступил к обычной церемонии учтивого прощания, после чего покинул юрту. Яо Шу следовал за ним. Выйдя на свежий воздух, мужчины обменялись взглядами — и разошлись.

В казармах императорских войск в Баотоу царили шум и беспорядок — воины сгружали имущество на повозки. Ночью из Яньцзина пришел приказ, и командир гарнизона, Лю Чжан, не терял времени зря. Ему было велено не оставлять монголам ничего ценного, а то, что невозможно взять с собой, — уничтожить. Уже сейчас несколько человек тяжелыми молотами дробили лишние стрелы и копья.