Легион - Уильям Питер Блэтти

– Эй, ну-ка садитесь. Вы что-то неважно выглядите. Что случилось?

Киндерман буквально рухнул на стул. Он никак не мог прийти в себя. Психиатр озабоченно склонился над следователем, внимательно заглядывая тому в глаза.

– С вами все в порядке? Киндерман прикрыл глаза и кивнул.

– Дайте мне воды, пожалуйста. – Он положил руку на грудь. Сердце не успокаивалось.

Темпл налил из графина ледяной воды в пластмассовый стаканчик и протянул его Киндерману.

– Вот, выпейте.

– Спасибо. Да-а... – Киндерман взял стаканчик. Он сделал глоток, потом еще один, ожидая, когда же пульс, придет, наконец, в норму. – Ну вот, уже лучше, – вздохнул он. – Гораздо лучше. – Дыхание его выровнялось, и теперь следователь уже спокойно взглянул на сгорающего от нетерпения Темпла. – Подсолнух, – произнес он. – Я хочу посмотреть историю его болезни.

– Для чего?

– Мне это нужно! – внезапно взорвался следователь.

Психиатр вздрогнул и отпрянул.

– Хорошо-хорошо, приятель. Только не волнуйтесь. Я сейчас ее принесу. – Темпл выскочил из кабинета и чуть было не сбил с ног Аткинса.

– Лейтенант? – Аткинс вошел внутрь. Киндерман обвел его отсутствующим взглядом.

– Где ты был? – осведомился, наконец, Киндерман.

– Выбирал обручальное кольцо, лейтенант.

– Это здорово. Это понятно. Хорошо, Аткинс. Никуда не уходи.

Киндерман перевел взгляд на стену. Аткинс не знал, как реагировать на слова лейтенанта. Нахмурившись, он прошел к дежурному столу и стал молча выжидать, что будет дальше. Никогда еще Аткинс не видел лейтенанта в таком состоянии.

В этот момент вернулся Темпл и вручил Киндерману историю болезни. Следователь тут же углубился в чтение, а психиатр сидел рядом и наблюдал за ним. Он прикурил тонкую сигару и молча изучал лицо Киндермана. Затем Темпл перевел взгляд на руки, быстро перелистывающие страницы. Пальцы у лейтенанта дрожали.

Наконец Киндерман поднял глаза.

– Вы уже работали в больнице, когда доставили этого человека? – резко спросил он.

– Да.

– Тогда напрягите память, доктор Темпл. Во что он был одет?

– Боже мой, столько лет прошло!..

– Вы не помните?

– Нет.

– Имелись ли у него какие-нибудь следы повреждений? Синяки, раны, кровоподтеки?

– Это все должно быть отмечено в истории болезни.

– Но здесь ничего нет! Ничего нет! – Каждое «нет» сопровождал яростный удар папкой по столу.

– Эй, потише, пожалуйста. Киндерман поднялся.

– Сообщали ли вы или кто-нибудь из ваших сестер пациенту из палаты номер двенадцать об убийстве отца Дайера?

– Лично я – нет. А с какой стати мы будем ему об этом рассказывать?

– Опросите сестер, – мрачно скомандовал Киндерман. – Узнайте у них. Ответ должен быть готов к утру.

Киндерман повернулся и торопливо покинул кабинет. Он сразу же отыскал Аткинса.

– Наведи справки в Джорджтаунском университете, – приказал лейтенант. – Там был священник, отец Дэмьен Каррас. Узнай, сохранилась ли его медицинская карта. И еще. Позвони отцу Райли. Я хочу, чтобы он немедленно пришел сюда.

Аткинс удивленно уставился на Киндермана. Словно прочитав его мысли, Киндерман отчеканил:

– Отец Каррас был моим другом. Он умер двенадцать лет назад. Каррас скатился с лестницы Хичкока до самого низу. Я сам присутствовал на его похоронах. И вот я только что видел его. Он здесь, в больнице. В одной из палат. В смирительной рубашке.

В одной из вашингтонских ночлежек Карл Веннамун разливал бесплатную похлебку. Он двигался вдоль длинного дощатого стола, за которым сидели нищие, Несчастные благодарили его, а он неизменно тихим и вкрадчивым голосом отвечал: «Благослови вас, Господь!». Следом за Карлом ступала хозяйка ночлежки, миссис Тремли. Она раздавала здоровенные ломти хлеба.

Пока бездомные, зажав в трясущихся руках ложки, торопливо вычерпывали суп, старый Веннамун забрался на невысокую кафедру и принялся читать им отрывки из Священного Писания. Затем последовала проповедь. Она пришлась как раз на то время, когда посетители дожевывали пирог, запивая его кофе. Глаза священника полыхали огнем благочестия. Голос его гремел, а ритм и паузы завораживали. Ближайшие к нему слушатели находились уже в полной его власти. Миссис Тремли обвела внимательным взглядом лица нищих. Кое-кто уже задремал, ощутив приятную тяжесть в желудке и прикорнув в теплом уголке. Однако большинство нищих внимали священнику, их лица светились. Один старичок даже прослезился.

После обеда миссис Тремли подсела к Веннамуну за опустевший стол. Она подула на горячий кофе в кружке, над которой клубился пар, и отхлебнула глоток. Сложив на столе руки, Веннамун задумчиво уставился на них.

– Карл, ваши проповеди восхитительны, – воскликнула миссис Тремли. – У вас настоящий дар. Веннамун не ответил. Миссис Тремли поставила кружку на стол.

– Подумайте, может быть, вам стоит возобновить публичные выступления, – продолжала она. – Уж сколько времени прошло. Все давно забыли о той трагедии. Вам надо снова выступать перед людьми.

Некоторое время старый Веннамун не шевелился. Наконец он поднял голову и, взглянув на миссис Тремли, тихо произнес:

– Я как раз об этом думал.

Говорят, у каждого человека есть двойник, размышлял Киндерман, совершенно идентичный субъект с точки зрения физиологии. К тому же он реально существует на белом свете. Может быть, здесь и следует искать разгадку? Лейтенант посмотрел вниз на могильщиков, которые с мрачным видом выкапывали гроб Дэмьена Карраса.

У Карраса не оказалось близких родственников, которые могли бы пролить свет на невероятное сходство между ним и тем мужчиной из психиатрического отделения. Не сохранилась и медицинская карта иезуита, после гибели Карраса ее уничтожили.

Другого выхода не было, думал Киндерман. Это единственное, что Дэмьен мог сделать. И сейчас, стоя вместе с Аткинсом и Стедманом у края могилы, лейтенант молился про себя, чтобы тело в гробу оказалось останками Карраса. Но если вдруг случится иначе, то ужас, слепой и сводящий с ума своей безысходностью, вот-вот нависнет над Киндерманом. Нет. Не может быть, решил он. Невозможно. Однако ведь даже отец Райли принял Подсолнуха за Карраса.

– Вот вы говорите «свет», – задумчиво произнес Киндерман.

Аткинс, застегивая воротник своей кожаной куртки, прислушался. Полдень был в разгаре, но холодный ветер свирепствовал вовсю. Стедман не отрывал взгляда от могильщиков.