Изнанка света - Михаил Шухраев

— Очень рад, — сухо сказал Эйно. — Как их состояние?

— Тяжелое, но стабильное. Ваш сотрудник не был ранен, но у него серьезные ожоги. Вы поедете сейчас в госпиталь? Я предоставлю машину.

— Нет, пока не нужно. Я свою часть уговора выполнил — выполните и вы свою. Иначе все будет бесполезно. Моя поездка в госпиталь — в том числе.

— А если подождать хотя бы день? Нужно подготовить все материалы, защиту. Нельзя же так просто — взять и расстрелять!

— Если бы я знал, что вы это скажете, я пристрелил бы его сразу же! — резко произнес Эйно. — Хотите оказаться чистеньким — пожалуйста, только как бы вам не получить снятую голову в свои чистые руки! Вы бы хоть вспомнили тех ребят, которые погибли в эти дни. Они что — погибли просто так?!

— Если вы настаиваете… — Василэ Шеху замялся.

— Я не просто настаиваю. Прессу не приглашать. Не объявлять. Если это очень нужно, снимите процесс на кинокамеру. Правда, не знаю, что получится.

— Мы не должны допустить кривотолков. Хорошо, я согласен. — Председатель покачал головой. — Но что скажет мир, Европа, Америка? Да и у вас все это не очень одобрят. Мой друг из Москвы звонил, интересовался событиями — но официальной телеграммы пока нет.

— Да, он — большой перестраховщик. Как бы эта перестраховка не довела его до большой беды. А вас… Что скажет мир, если вся Констанца неожиданно погрузится в грязное и кровавое болото? Вам, правда, это будет уже совершенно все равно.

— Едемте, — махнул рукой председатель, словно бы желая освободиться от этого кошмарного человека, который не даст ему покоя, пока не добьется своего.

Суд был настолько поспешным, насколько мог быть таковым. Бывший диктатор, когда его ввели в помещение, где уже расположился трибунал, молча и хмуро смотрел вперед, словно бы не замечая ни судей, ни только что назначенного генпрокурора, ни солдат. Одного из присутствующих — в военной форме, но без знаков различия, — он все же отметил. Легкая улыбка искривила губы диктатора. Многообещающая улыбка.

— Судебный процесс по обвинению в разграблении на родного достояния и массовых убийствах объявляю открытым, — холодно и деловито начал председатель трибунала. — Подсудимый, ваше имя?

Леон Андруцэ поднялся, слегка подался вперед:

— А вы меня в первый раз видите, председатель?

— Ваше имя? — повторил судья.

— Да ты сука, вчера пятки ему лизать был готов! — выкрикнула со своего места Зоя. — И еще будешь, попомни мои слова!

— Подсудимая, вам вопросов не задано! — Судьи и прокурор были проинструктированы сохранять спокойный тон, что бы ни произошло.

— Я отказываюсь отвечать на вопросы этих комедиантов! — обратился Леон Андруцэ, повернувшись к камере.

И это было хорошо — с формальной частью покончили тут же.

— Подсудимые Георге и Зоя Андруцэ отказались отвечать на вопросы. Слово предоставляется генеральному прокурору…

Диктатор теперь молча смотрел на единственного человека, которого отметил в зале суда. Остальные, казалось, были для него просто безгласными тенями. Он улыбался, улыбался торжествующе.

А Эйно старался ни единым движением не выдать своей растерянности и тяжелых мыслей. Что с Редриком? Перед выездом на суд он звонил в госпиталь, там ответили — состояние ухудшается. Эйно должен быть там, а не в этом зале. Конечно, сейчас в том госпитале дежурят сотрудники О.С.Б. из числа охранявших Дворец эдельвейсов. Конечно, врачи будут делать все возможное, да и не только они. Но тревога не отпускала, становясь все сильнее и сильнее.

«Мы ответственны за тех, кого приручили, — вспомнил Эйно фразу классика. — Вот только еще есть долг. Сент-Экзюпери это знал, оттого и погиб так рано…»

Но внешне Эйно выглядел таким же, как в момент поимки беглецов. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Согласны ли вы с обвинительным заключением? — произнес суконным голосом судья.

— Это с каким? — насмешливо осведомился Леон Анд-РУЦэ. — Не с тем ли, в котором будете обвиняться вы? Тогда — очень даже согласен. Только вы до него не доживете. Вас прежде растерзает верный мне народ. И будет прав.

— Суки, подлые клеветники! — поддержала его жена. — Вам легкой смерти не будет! — Она брызгала слюной, солдаты едва удерживали ее на скамье подсудимых. Казалось, ошалевшая баба готова их перекусать.

Адвокат что-то быстро пробормотал, его никто не слушал. Всем было ясно одно — процесс надо заканчивать, и побыстрей.

— Заслушав обвинительное заключение и материалы следствия, военная коллегия верховного суда Констанцы пришла к выводу о виновности подсудимых. Подсудимый Леон Андруцэ приговаривается к смертной казни через рас стрел.

Все же Василэ Шеху и те, кто готовил трибунал, хотели дать вздорной хабалке небольшой шанс спасти свою шкуру. Но ее последнее слово — очень краткое и выразительное — оказалось воистину последним:

— Да идите вы все!..

Судья и прокурор переглянулись.

— Подсудимая Зоя Андруцэ приговаривается к смертной казни… Приговор может быть обжалован…

«И где он ТАКОЕ отыскал?! — думал с раздражением Эйно. — На какой помойке, в каком портовом кабаке?»

— То, что вы говорите — ложь. Вас будет судить народ, — заявил Андруцэ. И спокойно уселся, поглядывая на Эйно. Вот и отлично, думаешь, осудил? Ну-ну, брось, придется подождать некоторое время, таков порядок. Будет об жалование, будет камера смертников — что, конечно, нехорошо, но и оттуда можно управлять людишками. Да и этого не потребуется — только выведете на воздух, и узнаете, кто, кого и к чему присудил.

Глаза Эйно сузились, и, видимо, диктатор кое-что понял. Приговор был окончательным, а обжалование — скорее всего, ложь.

— Судебное заседание закрыто, вывести подсудимых из зала.

Диктатора провели совсем рядом с Эйно. И шеф Темных услышал тихое:

— Ты будешь жить долго. И с этого дня не узнаешь покоя… Во дворе уже ждал взвод солдат. Чем именно зарядили

оружие по требованию Эйно, солдатам незачем было знать: серебряные пули могли вызвать самые нежелательные подозрения. В стороне стоял кинооператор, нервно прохаживались Василэ Шеху и еще несколько человек из Совета спасения. Когда из ворот вывели бывшего диктатора и его жену, которая, несмотря на свою бурную молодость, решила быть с мужем до последнего (а скорее всего, просто так до конца и не поняла, что этот процесс — вовсе не фарс), офицер приготовился отдать команду. Но и этого не потребовалось. Многие из солдат потеряли своих друзей в боях с войсками диктатора. Они очень любили великого вождя и президента, были благодарны ему за всё.

Выстрелы загрохотали почти сразу же…

— Вот и все, — тихо сказал побледневший Василэ Шеху.

— Кажется, да, — откликнулся Эйно.