Карта времени - Феликс Х. Пальма

— Знаешь, Том, — проговорил Мюррей, дружелюбно глядя на актера, — ты похож на настоящего героя.

— Я лишь стараюсь как можно лучше играть капитана Шеклтона, мистер Мюррей, — пробормотал Том, дрожащими руками натягивая брюки.

Гиллиам издал звук, похожий на довольное мурлыкание.

— Так держать, парень, продолжай в том же духе, — сказал он весело.

Том кивнул.

— А теперь прошу меня извинить, — проговорил он, нахлобучивая шапку. — Я очень спешу.

— Уже уходишь? — расстроился Гиллиам. — Не хочешь отметить удачу с нами?

— Простите, мистер Мюррей, мне правда надо идти, — ответил Том.

Стараясь не уронить зонтик, Блант взял под мышку куртку и направился к задней двери, ведущей на улицу. Он хотел исчезнуть, до того как Гиллиам заметит проступающую у него на лбу испарину.

— Том, постой! — окликнул его Мюррей.

У Тома заныло сердце. Гиллиам несколько мгновений пытливо его рассматривал.

— Речь идет о какой-нибудь хорошенькой мисс? — спросил он наконец.

— Вы о чем? — пробормотал молодой человек.

— Причина твоей спешки в какой-нибудь красотке, назначившей свидание спасителю человечества?

— Я… — смешался Том, чувствуя, что пот предательски струится по его щекам.

Гиллиам громко расхохотался.

— Я все понимаю, парень, — заявил он, хлопнув Тома по плечу. — Ты не хочешь, чтоб мы лезли в твои дела? Ладно, можешь не отвечать. Иди. Но не забывай об осторожности.

Том машинально кивнул и направился к выходу, равнодушно махнув товарищам. Оказавшись на улице, он со всех ног бросился прочь. Проскочив переулок, молодой человек нырнул за угол и украдкой оглядел улицу, проверяя, не послал ли Мюррей кого-нибудь по его следу. Но улица была пуста. Судя по всему, хозяин ничего не заподозрил, по крайней мере до поры до времени. Теперь оставалось уповать на то, что путеводная звезда вскоре приведет его к девушке по имени Клер Хаггерти. Том облегченно вздохнул и тут же заметил, что в спешке забыл переобуться: на ногах у него по-прежнему были ботинки отважного капитана Шеклтона.

Пансион на Бакеридж-стрит был неказистым домишком с потрескавшимся фасадом, втиснутым между двумя тавернами, развеселые завсегдатаи которых не давали спать тем, кому выпало несчастье ночевать за стенкой, но по сравнению с грязными норами, где Тому Бланту приходилось жить прежде, это был настоящий дворец. Вскоре после полудня из пабов доносился густой запах жареных сосисок, превращавший существование постояльцев, в карманах которых обычно гулял ветер, в форменную пытку. Том почти бегом пересек улочку, сглатывая слюну и проклиная себя за то, что побоялся остаться на банкет у Мюррея и не набил желудок на несколько дней вперед. У дверей пансиона белела палатка миссис Риттер, вдовы с унылым лицом, которая зарабатывала себе на хлеб гаданием по руке.

— Доброе утро, миссис Риттер, — вежливо поздоровался молодой человек. — Как сегодня идут дела?

— Твоя улыбка лучшее, что мне нынче довелось увидеть, Том, — приветливо ответила женщина. — Люди совсем перестали интересоваться будущим. Не ты ли случайно убедил весь квартал, что нам лучше не знать пути Провидения?

От этих слов улыбка Тома сделалась еще шире. Ему нравилась миссис Риттер, и с тех пор как вдова обосновалась здесь со своим жалким столиком у порога пансиона, он сделался главным ее защитником. Судя по распространявшимся в квартале слухам, жестокая судьба избрала гадалку мишенью для бесчисленных стрел. Том решил, что бедная женщина достаточно настрадалась, и стал оказывать ей посильную помощь. К несчастью, возможности его были очень уж скромными: то ему удавалось украсть несколько яблок на рынке Ковент-Гарден, то остановиться и дружески поболтать с ней, стараясь ободрить вдову, если ей выпал неудачный день. В награду миссис Риттер не раз предлагала Тому погадать, но он неизменно отказывался, утверждая, что знание будущего убьет в нем любопытство — единственную вещь, заставлявшую его вставать по утрам.

— Мне бы и в голову не пришло мешать вам, миссис Риттер, — бодро ответил Том. — Наверняка к вечеру все наладится.

— Дай-то бог, Том, дай-то бог.

Попрощавшись с гадалкой, юноша поднялся по ветхой лестнице на верхний этаж, где под самой крышей располагалось его жилище. С порога он внимательно оглядел комнату, в которой прожил два года, так, будто оказался в ней впервые. Впрочем, ни измятая постель, ни покосившийся комод, ни мутноватое зеркало, ни окошко, выходившее в грязный проулок, заваленный мусором, не смутили Тома, как в тот первый день, когда хозяйка показала ему его новые владения. Застыв на пороге, молодой человек вдруг осознал, что эта жалкая каморка — все, чего он добился в жизни. И в будущем ничего не изменится, сколько бы лет ни прошло, все останется таким, как сейчас, и лишь однажды, в минуту такого же озарения, он поймет, что жизнь утекла сквозь пальцы, точно песок.

Впрочем, на что еще приходится рассчитывать, раз судьба выдала такие карты? Отец Тома был жалким неудачником, до безумия гордившимся презренным ремеслом золотаря. Старший Блант выполнял свою работу с таким рвением, будто ждал похвалы от самой королевы, и любил повторять, что без таких, как он, империя давно утонула бы в собственных экскрементах. Его приятели покатывались со смеху, когда он принимался рассказывать о своей мечте: купить большую телегу и начать собственное дело. Для Тома воспоминания о детстве были пропитаны тошнотворным зловонием, исходившим от отца, когда тот, вернувшись на рассвете, заваливался в кровать. Чтобы спастись от невыносимой вони, мальчик утыкался в плечо матери и с наслаждением ловил аромат ее тела, проступавший сквозь запах пота — след непосильного труда на текстильной фабрике. Но даже дерьмо пахло лучше дешевого вина, к которому отец пристрастился, когда его честолюбивые мечты пошли прахом, а утешение маленькому Тому было искать уже негде: мать унесла эпидемия холеры. Семейная кровать стала просторнее, но Том спал чутко, опасаясь, что отец в очередной раз разбудит его тычками, вымещая на нем свои горькие обиды.

Когда Тому исполнилось шесть лет, отец заставил его побираться. Будить в людях милосердие оказалось не слишком благодарным занятием, но парень не раз пожалел о нем, когда отец вздумал приспособить его к своей новой работе, полученной благодаря наличию тележки и навыкам владения лопатой. Тогда-то маленький Том и узнал, что у смерти есть форма и вес, убедился, что пальцы могут замерзнуть так, что их не отогреть даже у огня, а главное, понял, что живой человек ничего не стоит, а мертвый ценится настолько, за сколько можно продать его органы. Они с отцом и бывшим боксером по имени Крауч вытаскивали свежие трупы из могил и склепов, чтобы продавать хирургам; так продолжалось до тех пор, пока отец Тома после очередной попойки не свалился в Темзу. В ту ночь мальчишка остался на этом свете один-одинешенек и отныне был волен сам распоряжаться собственной судьбой. У него больше не было нужды тревожить сон покойников. Пришло время идти своей дорогой. Таская мертвые тела, Том сделался крепким и выносливым и вполне мог проявить себя на более благородном поприще, хотя ветер судьбы так ни разу и не подул в паруса его корабля, чтобы навсегда унести от нищеты. За несколько лет он успел побывать подметальщиком улиц, швейцаром, истребителем клопов и даже трубочистом, пока их с приятелем не поймали на краже в особняке, где им предстояло прочистить камин, и не выкинули обоих вон, наградив тумаками вместо чаевых. Так продолжалось, пока Том не повстречал Меган, прелестную девушку, с которой недолгое время делил душную комнатушку в подвале на Хэг-стрит, в квартале Бетнал-Грин. Меган стала для юноши краткой, но благой передышкой в вечной войне с судьбой и даже научила его читать по старым газетам, выброшенным на помойку. С ее помощью Том узнал, что означают эти странные значки, и усвоил следующее: мир за пределами его собственного так же ужасен. Увы, в Лондоне есть кварталы, в которых счастье не задерживается, и Меган вскоре нашла нового дружка, мебельщика, не имевшего понятия о том, что такое голод.