Черная Луна - Олег Маркеев

Максимов встал, прошел к окну, осторожно развел шторы. Глухой двор медленно тонул в сумерках. Свет горел лишь в нескольких окнах, большинство отражали небо безучастно и мертво, как зимние лужи.

— Знаешь, а ты ничего, в форме, — раздалось за спиной. — Приятно посмотреть.

— В городе примерно десять миллионов жителей. Допустим, что женщин из них — одна треть. Это три с половиной миллиона. Из них в боеспособном состоянии — минимум миллион. От пятнадцатилетних до сорокалетних. Отбросим калек, уродин и алкоголичек, остается шестьсот. Все равно круто! — Он представил себе этот легион амазонок, изготовившийся к бою. — Мама миа! Да нормальный мужик в такой ситуации просто обязан не стареть. Или хотя бы делать по утрам зарядку, чтобы на него было приятно посмотреть.

Вика хмыкнула.

— Очень хорошо, что у тебя теория не расходится с практикой. А что думаешь обо мне?

Он повернулся, встретившись с ее испытующим взглядом.

— О тебе я думаю хорошо. Это важнее, чем что, правильно?

Он, бегло осмотрев утром квартиру, нашел в соседней комнате, самой большой и светлой, мастерскую. Сразу же почувствовал, что это не выпендреж, не каприз, не завлекаловка ради дешевого шика: «Я не совсем дура, а Художник». Здесь действительно работали. Он просмотрел папки с набросками, перебрал несколько холстов в подрамниках, стоящих в углу, и даже совершил святотатство, заглянув под тряпку на мольберте, закрывавшую еще не законченную работу.

Мир ее картин был пронизан светом и притупившейся от времени болью. Что бы она о себе ни выдумывала, что бы ни говорили о ней другие, Максимов понял — Бог отметил ее, одарив способностью говорить языком цвета и форм. Но за это пошлет испытания и муки во сто крат выше, чем полагаются простым смертным. Потому что через нее Он пожелал говорить с ними.

«Это неправда, что художник обязан быть голодным. Он и без этого достаточно несчастен. Девочке просто повезло, что не надо думать о куске хлеба и крыше над головой. Не пенять за это надо, не завидовать, а просто радоваться. А страдания и приключения на свою голову она и так найдет», — подумал он, глядя на уткнувшуюся лицом в подушку Вику.

— А кто тебя назвал Викой? — спросил он. Незаконченная картина, если судить по надписи на обрывке бумаги, прилепленной к мольберту, называлась «Танцующая Викки». Написала правильно, через два «к», Так и зовут Великую Богиню в женской языческой магии. Пока у нас отменяли коммунизм, американцы узаконили культ Викки как новую религию.

— Мама. — Вика села, обхватив колени. — С новым мужем живет в Италии.

— Скучаешь?

— Иногда. А папа в Канаде. Как я понимаю, сторожит партийные доллары. Думаешь, просто так Пашка на моей сестре женился? О! Династический брак. Столичная партократия породнилась с комсомольским купчиком губернского масштаба. Особенно радовался папаша, втюхав Пашке дочку от первого брака, мы же с ней сводные сестры. А основные дела передал родному сыну. Умный он у меня, ничего не скажешь.

— Ты, выходит, не при делах.

— Потому что они мне не нужны, — с непонятной злостью огрызнулась Вика. — Кстати, с тобой откровенничаю по той же причине. Богатая невеста и перспективная заложница, как мне кажется, тебя не интересует.

— А я думал, ты меня запугиваешь крутизной своих родных. — Максимов вернулся к тахте, сел на край.

— Пугают, когда сами боятся. Нет, когда ты влетел в окно, я, естественно, чуть не описалась от страха. А потом стало интересно.

— А не боялась ошибиться?

— Если ты об этом, — она похлопала себя по голой груди, — то нет. Меня уже раз всерьез насиловали и бессчетное число раз брали без особого на то моего согласия. Так что опыт есть. Ты не по этой части, видно невооруженным взглядом.

— И решила узнать, что будет дальше? — Максимов повернулся к ней.

— Именно. — Осторожно провела пальцем по краю зарубцевавшейся раны на его животе. — Свежая! Ножом?

— Нет, поцарапался. — Он машинально прикрыл порез ладонью.

— Шрамы украшают мужчину.

— Шрамы — украшения дураков. Вика. Умный просто не подставляется.

Вспомнил утренний неожиданный и бессмысленный бой. С досадой покачал головой.

Максимов попытался пригладить забавно ощетинившиеся волосы на ее голове. Вика боднула его в грудь. Вскочила на ноги, отбросила простыню, босыми пятками прошлепала по коридору в ванную.

Максимов, вздохнул, стал собирать разбросанную по полу одежду.

Кофейное пятно, посаженное в баре наскоро оттертое влажной тряпкой с каким-то импортным средством, исчезло без следа. Легкая помятость одежды вполне соответствовала демократической моде. Он решил, что для поездки к клубу за машиной вполне сойдет. Потом вернется домой, где Конвой терпеливо сторожит гардероб, выберет что-то более подходящее для визита в клуб и непринужденной беседы с Соболем. Перед этим свяжется с человеком Ордена, группа обеспечения не помешает. С Соболем придется говорить на повышенных тонах. Пусть, гад, объяснит, зачем стреляли его люди, а главное — что его связывало с центром нетрадиционной медицины, где в лучших традициях спецслужб писали все разговоры.

Вика вернулась полностью одетая. Узкие черные джинсы, полупрозрачная черная майка, легкий пиджак «леопардового» раскраса. Волосы приглажены, только боевито торчит хохолок на макушке. Амазонка на тропе войны.

— Я подумала, что рядом с тобой лучше носить темное и немаркое.

Максимов от удивления не сразу попал в дырку на ремне.

— А больше ты ни о чем не думала?

— Клянусь, о том, что надо побежать в ментуру и дать твое описание, подумала только раз. — Вика упрямо вскинула острый подбородок. — Что дальше?

Намек он понял и оценил. Выбора не было. Максимов потер ушибленное при полете через стойку плечо. Тяжело вздохнул.

Передышка кончилась. Пора покидать островок.

В подземном переходе пришлось протискиваться сквозь стаю размалеванных мартышек — вечерняя смена проституток готовилась к выходу на работу. Прихорашивались, приглаживали коротенькие платьица, наскоро перекуривали, обменивались новостями.

Вика демонстративно взяла Максимова под локоть. Покосилась на ночных тружениц, наклонилась к его уху:

— Ну, Макс? — Еще в квартире условились, что называть она его будет, как кота — Максом. Проколовшись раз, Максим счел нужным не спорить, хотя в документах стояло другое имя.

— Что — «ну»? — Максимов сделал равнодушное лицо.

— Как ты к этому относишься? — Последовал легкий кивок в сторону гомонившей, как птичий базар, группе раскрашенных девиц.

— Как к погоде за окном. Думай что хочешь, а дождь все равно капает. Все от настроения зависит.