Муж понарошку - Мари Князева

Вечером Надя села почитать книгу, но совершенно не могла сосредоточиться, живя ожиданием какого-то серьезного разговора с Алёшей и заранее волнуясь. Однако, как оказалось, зря. Он не позвал ее ни на лавочку во двор, ни к себе в комнату – сидел в гостиной на диване и как ни в чем не бывало перечитывал выпуски газеты "Уймонские вести" за последние три недели. Когда его родители ушли к себе наверх, Надя, не выдержав молчания, подошла к мужу и присела рядом, на краешек. Алёша дочитал строчку и медленно поднял на нее вопросительный взгляд.

– Я подружилась с Васей Шехониным, – сказала она дрогнувшим голосом. – Мы часто видимся с ним, ходим гулять... Ты... не против?

Мужчина удивленно приподнял брови:

– Почему я должен быть против? Наоборот, я очень даже за. Хорошо, что ты нашла себе друзей и тебе есть с кем общаться. Я устраиваюсь на работу.

Надино сердце скакнуло в груди.

– В полицию?

– Да. Хочу попробовать свои силы.

Надя какое-то время молчала, осознавая эту новость и то, какие последствия она повлечет за собой. Но потом стало неловко молчать. И уйти, не сказав больше ни слова – тоже.

– Как ты съездил?

– Отлично. Я давно не видел Федора, мы замечательно пообщались.

– Он твой старый друг?

– Да, мы давно знакомы. И он хороший человек.

– Я бы тоже хотела съездить куда-нибудь...

– Пока не нужно. Тебе следует... ээ... затаиться. Временно.

У Нади в груди с неистовой силой полыхнул страх за отца.

– А папа... от него нет вестей?

Алёша отрицательно покачал головой и вдруг посмотрел на нее своим обычным, прежним взглядом – теплым, ласковым, любящим. Неожиданно протянул руку и погладил ее по волосам. Прошептал прерывисто:

– Все будет хорошо, Наденька! Я... никогда тебя не брошу. Я о тебе позабочусь.

У нее на глазах выступили слезы, Надя встала с дивана и отвернулась, чтобы Алёша не увидел, как она плачет.

– Да, я знаю, – ответила она тоже шепотом, чтобы голос не звенел. – Спасибо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Но уснуть ей еще долго не удавалось. Потому что он вернулся. Потому что он рядом, за стеной. Потому что он по-прежнему любит ее.

Алёша стал постоянно пропадать на работе: из-за острой нехватки кадров график у него был просто нечеловеческий – всего один выходной в неделю – да еще постоянно нужно было оставаться на сверхурочные.

К сожалению, и этот единственный выходной тратил Надин муж не на нее. Она, в общем-то, была готова к этому, ожидала такого развития событий, но все равно страдала, видя, как Алёша, одевшись прилично, уходит неизвестно куда, с отцом или один, а ее не зовет. Однажды она попросила его отвезти ее к Гале – он выполнил просьбу, но потом сразу уехал. На обратном пути Надя напомнила ему о его давнем намерении отвезти ее к старому знакомому в Катанду, за медом, но Алёша только отмахнулся, бросив сквозь зубы, что сейчас не время.

* * *

Ох, и тяжело давалась ему эта игра в равнодушие – буквально кровью! Пока ехал в поезде из Перми в Барнаул, повторял, как мантру: "Надя мне, как дочь, я люблю ее как дочь, между нами ничего иного быть не может". А сердце рвалось из груди, особенно когда сидел уже в автобусе, созерцая в окно пейзажи родной горной республики. Хотелось увидеть жену. То есть, подопечную. Маленькую девочку. Немногим больше Оленьки. Почти такую же хрупкую и наивную. Так он себя уверял.

Но внутри, конечно, знал, что безумно соскучился, что даже дышать вдали от нее тяжело и трудно уснуть ночью и сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой всепоглощающей тоски. Его Наденька, его малышка... Алексей очень сильно надеялся, что родители не подвели его и хорошо следили за девушкой и она в порядке. Он, конечно, спрашивал об этом у матери, когда созванивался с ней, но это все же не такой надежный источник информации, как собственные органы чувств.

Мама говорила, что вернувшись от Гали после его отъезда, Надя производила впечатление больной или, по крайней мере, очень усталой, но потом, вроде бы, оклемалась. Что Вася Шехонин часто бывает у них – это хорошо. Это значит, что они не видятся где-то тайно и неконтролируемо. Алёша решил, что ему надо начать потихоньку отпускать Надю, разрешать ей самой принимать решения относительно собственной жизни. Привыкать к тому, что она уже взрослая. Что он не вечно будет опекать ее. Что она не принадлежит ему. Поэтому надо ее отпустить. Разрешить. Освободить от тотального контроля. В рамках разумного, конечно.

Тяжело оказалось смотреть на нее, потому что от этого невыносимо вспыхивало в груди, руки буквально горели желанием прикоснуться к ней, а про губы вообще лучше не думать. Но еще тяжелее оказалось то, как болезненно она реагировала на его отстранённость. Черт с ним и со всеми его чувствами, но как же он может продолжать, если ей так плохо от этого? Однако, иного пути он не видел.

Дополнительной трудностью было Надино одиночество и его вопиющая несправедливость. Эта девушка, как солнце – к ней тянется все живое. Но, словно по закону сохранения энергии, близкие люди оставляют ее. Она одинока и несчастна. Осталась без матери и покинута отцом. А теперь и он – Алексей – примкнул к этому жестокому обществу. И сейчас ей неважно, что это для ее же блага – важно, как она себя чувствует. Но на самом деле, он, конечно, ее не бросит. Всегда будет рядом. Пока это уместно – физически. Как только станет неуместно – сердцем и мыслями. Осталось только научиться контролировать свои душевные порывы в те моменты, когда на него накатывают приступы сострадания к ней. Потому что безумно хочется прижать ее к себе и вообще, сделать все что угодно, лишь бы Надя не страдала. И Алексей знал, чего она от него ждет, и сам желал этого больше всего на свете. Но, наверное, кто-то проклял его, раз он не имеет права прикоснуться к единственной женщине, которую когда-либо по-настоящему любил.

Поэтому он и пошел работать: уж слишком тяжело ему было находиться с Надей в одном помещении, и тут тяжелый ненормированный график оказался только на руку. На новой работе к нему начала подбивать клинья одна сравнительно молодая сотрудница, инспектор по работе с несовершеннолетними сержант Клавдия Владиславовна Климова. Ей было чуть за тридцать, выглядела она не плохо, но и не блестяще, однако молодилась и прихорашивалась с завидным рвением. Была в разводе и имела 10-летнего сына Алёшу. Любила посоветоваться с капитаном Родиным о его младшем тёзке, хотя и знала, что он женат, часто как бы невзначай приглашала в гости, попутно жалуясь на нехватку мужских рук в доме. Вот и держалась бы за своего мужа, - мрачно думал в ответ на такие тирады Алексей, но вслух ничего не говорил. Однажды Клава попросила его поучаствовать в покупке нового смесителя для ванной: старый совсем прохудился, а она сама умеет выбирать такие вещи исключительно по блеску и форме «крутилок». Алексей раздражённо подумал, что должны ведь у неё быть какие-то более близкие люди для таких просьб, и ответил, что на этих выходных очень занят. Чем – выдумывать не стал. Ещё не хватало перед ней отчитываться!