Чесменский гром - Владимир Шигин

А скоро еще несчастье — от быстрой стрельбы разорвался орудийный ствол, погубив и перекалечив до двух десятков человек. Однако артиллеристы присутствия духа не теряли — война есть война.

Непрерывная бомбардировка крепости свое дело сделала: в стенах были пробиты огромные бреши и сбито более половины неприятельских пушек.

Князь Долгоруков, прячась от солнца в двойной офицерской палатке, сочинял диспозицию на штурм, когда со сторожевых постов ему сообщили тревожную весть о приближении турецких войск. То были три тысячи отборных янычар константинопольского гарнизона. Во главе войска находился сам морейский наместник Муссин-заде — лучший из полководцев Высокой Порты.

Из журнала капитан-командора С. Грейга: «Граф Орлов, осмотрев подробно положение крепости, сделав смотр войскам, собранным у Наварина, как русским, так и греческим, и после рекогносцировки местности нашел, что трудно или даже невозможно привести в исполнение предположения его насчет сформирования из греков устроенного войска, доколе город Модон, отстоящий только на десять миль, будет находиться в руках турок. Русские беспрестанно были бы тревожимы неприятелем, который имел в этом городе значительные силы. Поэтому граф Орлов создал военный совет из генералов, флагманов и бригадиров. Рассмотрев вышеозначенные обстоятельства, совет положил атаковать город Модон и стараться овладеть им.

Вследствие сего было назначено 500 человек русских солдат и 2000 греков, и начальство над этим отрядом поручено генерал-майору князю Юрию Владимировичу Долгорукову, который прибыл с графом Орловым из Италии. Отряд отправился по назначению ночью 18-го числа.

Князь Долгоруков предполагал напасть на город внезапно и взять его приступом, но по прибытии к Модону до рассвета нашел, что турки знали уже о его намерении и были готовы дать сильный отпор. Они употребили греческих шпионов для наблюдения за его движениями и через них имели верные о нем сведения. Таким образом, он был принужден отложить приступ, и на следующий день, при рекогносцировке, нашел, что крепость необходимо обложить правильною осадою. Он немедленно донес об этом графу Орлову, который назначил капитан-командора Грейга с его кораблем “Трех иерархов” и фрегатом “Святой Николай” подойти с моря к Модону, снабдить осадный корпус артиллериею и снарядами и помогать ему в осаде.

Утром 26-го числа командор Грейг с вышеозначенными кораблем и фрегатом “Святой Николай” снялся с якоря и в тот же день около полудня подошел близко к городу Модону. Турки открыли по нему огонь; он отвечал на него двумя или тремя залпами, и как скоро суда вышли из пушечного выстрела, бросил якорь. По совещании с князем Долгоруковым в ту же ночь свезли на берег нужное число орудий и снарядов: артиллерия состояла из восемнадцати 24-фунтовых и двух 12-фунтовых длинных пушек (из числа корабельных орудий) и двух больших мортир с 50 боевыми выстрелами для каждого орудия...

Между тем, как это происходило на сухом пути, остальная часть команды корабля и фрегата устраивала шестипушечную батарею на небольшом острове, лежащем к востоку от крепости... 3 мая князь Долгоруков получил известие, что значительный корпус турок и албанцев под начальством главного морейского паши идет на помощь Модону...»

Спустя неполный час янычарские байраки, оглашая округу воинственными криками, взошли на ближайшие холмы. Там они разделились на три отряда.

— Ля-иль-алла! — неслось со всех сторон. Положение русско-греческих войск сразу стало тяжелым. Турки одновременно атаковали лагерь и форштадт, прорывались к крепости. Все это случилось настолько быстро, что Долгоруков не успел ничего предпринять. Осаждающие были застигнуты врасплох. Теперь все зависело только от мужества солдат и офицеров. Сумеют ли они сдержать первый страшный натиск? Успеют ли изготовиться к бою?

И они выдержали! Солдаты и повстанцы без всяких команд строились в шеренги.

— Оправляй замки и кремни! Готовь к стрельбе! — командовали на бегу сержанты и капралы, поучая остальных. — Ежели пеший, бей в полчеловека, а коли конный наскочит, лупи евойного коня в грудь да добивай самого!

Из шеренг кричали задорно: — Погоди, басурман, дай штык наточить!

Было два часа пополудни. Палило солнце. Русские артиллеристы, не растерявшись, развернули пушки и ударили картечью. Турки набегали густо, и круглые русские пули быстро находили себе жертву. Помогая артиллеристам, открыла ружейный огонь пехота, паля плутонгами, как на учениях. Оставив на камнях до сотни убитых, янычары бежали. Муссин-заде, размахивая ятаганом, носился среди бегущих, давил их конем

— Остановитесь, жалкие трусы! Из рот и батарей Долгорукову сыпались бойкие доклады:

— Потерь не имеем! — Побитых нет, лишь трое не шибко ранены!

— Убиенных и пораненных не имеем!

Взяв командование в свои руки, Долгоруков послал часть войск к форштадту, где продолжался жестокий бой. Но помощь опоздала, янычары уже ворвались в предместье, захватив не законченную постройкой мортирную батарею. Оттуда они устремились к главной осадной батарее. Главная отбивалась пушечным огнем. Оглохший от выстрелов поручик — командир батареи — ободрял своих немногочисленных солдат:

— Смелого пуля боится! Заряжай веселее!

Две бешеные атаки отбили батарейцы, третью отбивать было уже некому...

Разглядевши янычарские бунчуки над бруствером мортирной батареи, Долгоруков призвал к себе кексгольмского поручика Глотова.

— Умри, но турок выбей!

Наскоро собрав вокруг себя небольшую команду, тот повел ее в штыки. Шли весело.

— А ну-ка поразвернись!

Поручик Глотов приказ исполнил в точности: пал, но батарею отбил. Выбив турок из шанцев, солдаты заняли круговую оборону За старшего какой-то капрал. Обозленные неудачей, турки лезли на приступ, как ошалелые... Сераскиры ободряли атакующих:

— Гяуры стойки, но, хвала Аллаху, и янычары султана — не навоз!

Кексгольмцы держались, пока оставались сила в руках да пули в лядунках. Последние оставшиеся в живых подожгли зарядный погреб и штыками пробились к своим.

Не упустив случая, ударил по осаждающим и гарнизон крепости. — Ваше сиятельство, модонский сераскир контрвалацию против нас производит! — доложили Долгорукову.

На пресечение вылазки гарнизона был брошен последний резерв — две сотни маниотов, которых Долгоруков берег на самый крайний случай. Горцы дрались храбро, но устоять не смогли и были рассеяны. Тогда, собрав остаток своих войск в единый кулак, Долгоруков повел их на прорыв к кораблям.

— На руку, в штыки! Коли, ребята!

В арьергарде, сдерживая наседавших турок, отходили матросы. Умирая, кричали они в лицо врагам:

— Ну, басурман треклятый, коли мало штыка, дадим приклада!

За главного у них Федор Козловский. Когда-то белая, батистовая рубаха бурела от крови, лицо в саже и копоти. Глянул Козловский вперед — до моря уже рукой подать, глянул назад — янычары скопом набегают.