Сингулярность 1.0. Космос - Максим Тихомиров

«Я падала. Я думала, погибну, – отвечаю я, шок от пережитого возвращается, свежий, словно специально дожидался пробуждения, замороженный где-то в подсознании. – Что произошло?»

«Спокойно. Не стоит сейчас волноваться. Прошу, не думай о том, что было. Сейчас ты в безопасности. В целости и сохранности».

Ну уж не мертва, это точно. Это ясно, как день. Хоть я вряд ли припомню теперь, как выглядит по-настоящему ясный день в…

В…

«Что с тобой?» – изображает озадаченность голос.

«Ничего… – На самом деле что-то тупо давит сверху на глаза. – Просто… странное чувство. Будто я помню, что ощущала, но не помню, где и когда».

«Выходит, помнишь ты всё-таки немного. Не бойся, это обычное дело. Просто сконцентрируйся на деталях, вроде цветовых или звуковых ощущений. На более ранних воспоминаниях».

Про себя я решила звать его «доктор». Он, наверное, и правда знает лучше, как и любой доктор; с лёгким беспокойством я попыталась расслабиться, спуская мысли с поводка.

Это в самом деле трудно – даже болезненно; любые рассуждения словно обжигают мозг.

«Не могу, – вдруг выдыхаю я, даже и не стараясь скрыть испуг. – Я ничего не помню!»

«Всё в порядке. Это из-за перенапряжения», – уверяет голос, бесконечно терпеливый и понимающий.

«Пусть воспоминания возвращаются постепенно, сами по себе. Говори со мной. Позволь ассоциациям самим вести тебя вглубь памяти».

Постепенно паника угасает; один лишь голос доктора завоевал моё доверие, и я опираюсь на его советы, как на дружеское плечо.

«Растерявшись, сбившись с толку, разум цепляется за рутину. Я знаю это, потому что была… я была нейрохирургом!» – сообщаю я триумфально.

– Так ты – нейрохирург? – Боун поджал губы, видимо, готовясь к приятному разговору. «Нейрохирург? Хороший мальчик, выучил умное слово».

– Нет, – вслух ответила я. – Нейрохирурги удаляют богатым людям всякие саркомы. Ты похож на богатого человека?

– Время от времени, – пытается пошутить Боун, дёргая плечом, – если бы не фиксирующее устройство, я бы сейчас отсекла ему пару извилин.

– А я что? Я разве саркому из тебя вырезаю?

– Нет! – буркнул он, гнусаво усмехаясь.

Прелесть. Тонкий инструмент у меня в руках, «журавлиная шея», замер на считаное мгновение – и вновь коснулся розовато-серой массы. Раньше меня забавляли разговоры во время операций на открытом мозге – можно заставить бедолагу сболтнуть все что угодно, как сейчас: я перезагружаю крохотный чёрный ингибитор в височной доле, и умственная энергия захлёстывает Боуна обескураживающей волной. Он думает, что просто хочет поболтать о чём-то, скрасить время, даже не представляя, насколько глупо выглядит. Я нажала кнопку, человек заговорил.

Теперь для меня подобные разговоры – не более чем привычка. Я даже шутить стала плоско и неизобретательно – изысканные шутки нужны, чтоб проникать в мозг сквозь уши, а мне это зачем? Вот он, мозг, как на блюдечке.

– Я бы согласился даже на саркому за… пару миллионов. – Он посмаковал эту мысль. – Ну, не за пару. За тройку.

– Будь у тебя столько бабла, ты бы никогда не посетил это чудесное место, – проворковала я, осторожно вынимая из его неокортекса ножку ингибитора, – не встретился бы с кудесницей вроде меня.

Боун снова хохотнул, опасно дёрнувшись в кресле.

– Ещё заработаю. И скоро… М-м… Я уже говорил, что лечу на Луну? Это очень ответственная командировка! Кого попало туда не берут.

– Говорил. Трижды. – Я не стала продолжать: вряд ли Боун сейчас способен въехать в такой изящный концепт, как сарказм.

– Совсем один… – в его голосе засквозила печаль, неуместная, как дыхание свежего воздуха в этой дыре. – Целых полгода.

Мои пальцы дрогнули. Моторика ни к чёрту. Пора завязывать с дешёвыми стимуляторами. Пора было лет пять назад.

– Почти готово, – улыбнулась я, на этот раз – с подобием искренности. Работа, доведённая до конца, до сих пор числилась в коротком списке того, что приносит мне удовлетворение. – Посиди минутку спокойно, пока я найду крышку для твоей банки с тушёнкой.

К моему удивлению, Боун не издал и единого смешка. Вместо этого он протяжно выдохнул – и спросил:

– Это точно сработает? Твоё «эксклюзивное лекарство от одиночества».

– Операцию делала я – значит, всё сработает.

– Хотя бы расскажи, что именно ты там выкрутила?

Моими услугами пользуются два типа людей: те, кто и без того всё понимает, и те, кто ничего не поймёт, даже если им растолковать. Боуна к первым никак не отнесёшь, но чёрт, клиент ведь имеет право знать, что я расковыряла в его голове за его же деньги?

– Ничего сложного, – сама удивилась, как бойко взялась за объяснения, – перепрошила твой ингибитор. Теперь он не подавляет, а усиливает мозговую активность в височных долях, и ещё кое-где. Так что он теперь, технически, даже не ингибитор, а… актуатор? Впрочем, какая разница, если он работает.

– А это… не опасно?

– С мозгом играться вообще опасно, – я осторожно ослабила фиксаторы и принялась надевать на его бритый скальп заживляющий шлем, – и всё же ты тут. Побочных эффектов, по крайней мере, у меня не бывает. Всё как заказывал: у тебя будет эффект присутствия. Словно ты не один, хотя на самом деле ты, конечно, один. Но ведь нет разницы между настоящими людьми, и теми, что у нас в голове. Это – первое, что понимает каждый, кто имеет дело с мозгом. Что мы живём внутри него. Говоря с обычными людьми, мы на самом деле говорим с их образами в сознании. У тебя будет так же – только без первого звена. Поверь мне. Никакой разницы.

– Ты волшебница.

Я криво улыбнулась:

– Нет. Я обычный техник. Подкрутила пару гаек тут и там, – такие «специалисты» как Боун никак не уразумеют простую идею, что в башке у нас – та же машина, лишь посложней спаянных на фабрике из микросхем.

Клиент поднялся из кресла, разминая затёкшую шею. Я молча наблюдала, как его тонкие пальцы скользнули во внутренний карман жилета и выудили оттуда кредитку.

– Если всё так, как ты говоришь… должен сказать, это – настоящее непаханое поле. Почему это вообще нелегально?

Я выставила перед собой запястье, в глубине которого, укутавшись в плоть, таился мой универсальный смарт-чип. Деньги, генетика, даже грязные секреты – всё там. Кроме того, такая штука внушает другим особое доверие – разве не хорош доктор, копающийся в твоём теле, если он уже покопался в своём без последствий?

– Это нелегально потому, что твой ингибитор – собственность КреаКортекса, – устало отозвалась я. – И его прошивка – тоже.

Боун понимающе дёрнул бровями – и уже было поднёс к моему запястью кредитку, как я молниеносно отпрянула: