Последний оракул - Джеймс Роллинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Их кто-то забрал!
— Мы так и не узнали, кто именно это сделал, но... ни на один день не прекращали поиски. Мы надеялись, что доктор Полк со своей новой технологией отслеживания ДНК сумеет обнаружить давно остывший след.
— Удалось ли ему это? — спросила Элизабет. Лука покачал головой.
— Мы от него так ничего и не успели узнать. Правда, несколько месяцев назад он прислал странный запрос. Ему было нужно узнать больше о нашем статусе неприкасаемых — тех, кто не входит ни в одну касту Индии.
Элизабет не знала, что это означает. Она перевела взгляд на Хейдена, но профессор только передернул плечами. И все же в выражении его лица, в прищуре глаз она заметила нечто странное. Он явно что-то знал
Однако вместо объяснений Мастерсон достал авторучку и нарисовал на карте маленький крестик.
Что это? — спросила Элизабет, обратив внимание на то, что крестик оказался посередине самого густого скопления точек в регионе Пенджаб.
— Это то место, куда мы должны отправляться, если хотим получить ответы.
— И что же это за место? — задал вопрос Грей.
— То самое, где пропал Арчибальд.
6 сентября, 17 часов 38 минут
Припять, Украина
Николай шел по парку развлечений города-призрака.
Желтые машинки детского аттракциона стояли в лужах зеленой воды, в зарослях сорняков высотой по пояс. Крыша павильона давно провалилась, и от него остался лишь рыжий от ржавчины металлический каркас. Дальше, на фоне вечернего неба и заходящего солнца, возвышалось огромное колесо обозрения под названием «Большая Медведица». На его ржавом скелете безжизненно висели кабинки под металлическими зон тиками. Все это напоминало огромный памятник ужасу, рожденному к жизни чернобыльской катастрофой.
Николай шел вперед.
Парк был построен к годовщине Первомая в 1986 году. Однако вместо того, чтобы веселиться, за неделю до праздника город Припять с населением в сорок восемь тысяч рабочих и членов их семей был уничтожен, накрытый радиоактивным облаком. Город, возведенный в семидесятых годах, представлял собой блестящий пример советской городской архитектуры: здесь имелся Дом культуры «Энергетик», роскошная гостиница «Полисся», больница — подлинное произведение искусства — и множество школ.
Теперь театр лежал в руинах, из крыши гостиницы росли деревья, школы превратились в почти целиком разрушенные каменные коробки с осыпавшимися стенами, заваленные покоробившимися и пожелтевшими учебниками, старыми куклами и деревянными игрушечными кубиками. В одной из комнат Николай обнаружил кипы брошенных противогазов, лежавших на полу, как содранные лица мертвецов. От некогда кипевшего, жизнью города остались лишь зияющие провалы выбитых окон, обвалившиеся стены с осыпающейся штукатуркой да скелеты пружинных коек.
Все вокруг заросло сорной травой и деревьями, довершавшими разрушение того, что было создано человеческими руками. Теперь здесь бывали только туристы, платившие по четыреста долларов с головы, чтобы осмотреть это кошмарное, гиблое место.
А причина всего этого...
Николай прикрыл глаза от солнца и огляделся. В отдалении, на расстоянии в две мили, виднелась огромная туманная махина. Чернобыльская АЭС.
Радиоактивное облако, вырвавшееся в атмосферу в результате взрыва четвертого энергоблока, заволокло все вокруг на много сотен километров, и тем не менее приказ об эвакуации из этого района был отдан только через тридцать часов. Лес вокруг города стал красным от радиоактивной пыли, жители мыли свои пороги и балконы, а в это время в двух милях отсюда полыхал плутоний.
Николай сокрушенно покачал головой — в основном потому, что знал: следом за ним двигается группа телевизионщиков, снимающая сюжет для вечернего выпуска новостей. Он пошел дальше по парку развлечений. Его предупредили, чтобы он не сходил с полосы свежеуложенного асфальта, петлявшей между руин заброшенного города. На поросших травой и мхом обочинах дороги уровень радиации был гораздо выше, а участки, подвергшиеся наиболее сильному заражению, были обозначены треугольными желтыми знаками радиоактивной опасности. Новый асфальт был уложен специально для почетных гостей, официальных лиц и журналистов, которые в изобилии должны были пожаловать в Чернобыль на торжественную церемонию установки нового, стального саркофага поверх прежнего, бетонного, успевшего прийти в негодность.
Этим вечером отель «Полисся» должен был вновь обрести частицу своего былого великолепия. Был поспешно отремонтирован и вычищен его бальный зал, предназначенный для официального приема. Ради столь торжественного случая даже выдрали чахлые деревца, растущие из крыши гостиницы.
Для гостей со всего мира — только лучшее. Ожидались представители большинства стран и даже несколько звезд Голливуда. Сегодня Припять вспыхнет огнями и на одну ночь превратится в арену яркого праздника посреди радиоактивных руин.
Присутствовать на нем должны были президент и премьер-министр России, а также многие члены верхней и нижней палат российского парламента. Некоторые уже прибыли, не очень искренне уверяя хозяев в том, что восхищены происходящими здесь переменами, и пытаясь заработать политические очки даже на этом событии. Но никто не разливался по этому поводу столь сладкоречиво и обильно, сколь сенатор Николай Солоков, а после сегодняшнего утреннего покушения на него он и без того находился в центре всеобщего внимания.
Под объективами телекамер он сошел с асфальта и приблизился к стене, на которой черной краской были нарисованы двое детей с игрушечным грузовиком. Рассказывают, что в Припяти несколько лет жил какой то сумасшедший француз, и теперь произведениями его мрачного искусства, представляющими призраки погибших детей, были изукрашены стены многих домов города.
Персональная тень Николая, Елена, оставалась на асфальтовой дорожке. Она заранее выбрала этот рисунок, решив, что он придаст эмоциям наибольшую остроту. Она предусмотрительно прошлась по этим дорожкам с дозиметром и убедилась в том, что уровень радиации здесь вполне безопасный.
Все это было задумано и проделано только ради сегодняшнего вечер него шоу.
Николай приложил руку к стене и провел пальцами по контурам нарисованного на стене ребенка, а затем прижался лицом к запястью. Елена предусмотрительно пропитала рукав его пиджака нашатырным спиртом, и острое зловоние вызвало на глазах желаемые слезы.
Не отнимая ладони от щеки ребенка-тени, Николай повернулся к камерам.
— Вот почему мы должны изменить себя,— проговорил он, обведя рукой перспективу города.— Разве можно смотреть на этот ужасный ландшафт и не понимать, что наша великая страна должна войти в новую эру? Однако и забывать об этом мы не имеем права.
Николай вытер щеки и добавил твердости в голос. Несколько слезинок были в самый раз, но он не должен казаться слабым.