Год длиною в жизнь - Елена Арсеньева

На том конце провода что-то удивленно переспросили. Там непривыкли к именам-отчествам. Монахин и сам это знал. Конечно, следовало быназвать фамилию, а еще лучше воинское звание Кирилла Сергеевича, но мимо то идело шли люди, и он не хотел, чтобы кто-то случайно услышал, кому он звонит.

– Вы имели в виду товарища… – Прозвучала фамилия.

– Так точно, – сказал Монахин.

– Подождите, – попросили его.

Он ждал недолго.

– Слушаю вас, Николай Тихонович, – ответил человек, скоторым он виделся всего один раз в жизни, прежде чем сделал предложение ОльгеАксаковой.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич.

Монахин заговорил.

– Я в курсе дела, – тут же перебил Кирилл Сергеевич, иМонахин усмехнулся: этого следовало ожидать. – Но это не телефонный разговор.Вы вот что… Вы зайдите завтра с утречка, часиков в десять, в наше ведомство, ккапитану Скворцову, он вас познакомит со всеми документами, которые у нас естьпо этому поводу. Договорились? Ну и отлично. До свиданья, Николай Тихонович.

Монахин попрощался, повесил трубку, вышел из будки иотправился наконец за папиросами.

– А кто будет твоей подружкой? – спросил Максим.

– Какой подружкой? – Рита повернула голову и уткнулась в егоподмышку. Вдохнула горьковатый, полынный запах, такой родной, любимый,волнующий… Осторожно пошарила губами по его боку, и шелковистая кожа Максимамгновенно покрылась ознобными пупырышками.

– Эй, подожди, дай дух перевести, – засмеялся он. – Подожди,ну пожалуйста, а то я передумаю на тебе жениться!

– Это еще почему?

– Да охота пожить еще. Ты ж меня уморишь в постели!

Рита быстро повернулась на спину и даже ладони под себяспрятала:

– Да очень нужно! Больше я к тебе не прикоснусь!

И с нарочитой обидой надула губы, прекрасно зная, какобольстительно выглядят они сейчас. Максим повернулся к ней, приподнялся налокте – и тотчас с обреченным вздохом принялся ее целовать.

Спустя какое-то время – недолгоe зимнее солнце, освещавшеемансарду старого дома на рю Ришелье, неподалеку от дворца знаменитого герцога,сместилось с одной стены на другую, готовясь покинуть тайный приют влюбленных,– он наконец простерся рядом с Ритой, но тотчас накрыл ее смятой, влажнойпростыней:

– Изыди с глаз моих! Не совращай! Нет, честное слово, еслиты хочешь, чтобы я дожил до завтрашнего венчания, не трогай меня больше. Я немогу перед тобой устоять. И сил нет, а все равно хочу, хочу тебя снова и снова.

– Ты меня о чем-то спрашивал… – промурлыкала совершеннодовольная Рита: довольная и любовью, и словами.

– Клянусь, не помню. Ах да. О подружке. Кто у тебя будетподружкой на венчании?

– Какая может быть подружка? – удивилась она. – Мы жевенчаемся тайно!

– Все равно должны быть подружка невесты и шафер жениха.Иначе венчание считается недействительным, без свидетелей-то.

– О Боже, но мне просто некого пригласить! – не на шутку испугаласьРита. – Правда-правда! Ни одну из своих знакомых девчонок не хочу, они всеболтушки! Я бы позвала бабулю Ле Буа, – она хихикнула, – но она скорей годитсяв посаженые матери…

– Вот уж правда, – расхохотался Максим, – не могу еепредставить стоящей рядом с Антоном позади нас у алтаря!

– А кто такой Антон и почему он будет стоять позади нас уалтаря?

– Это мой друг. Самый близкий. Он будет моим дружкой навенчании. И не спорь! – поднял руку Максим, уловив, что Рита беспокойношевельнулась. – Дело даже не в нашей дружбе, а в клятве, которую когда-то далидруг другу наши отцы. Понимаешь, они дружили, кажется, еще с тех пор, какносили платьица.

– Что-о? – так и зашлась смехом Рита. – Отцы? Носилиплатьица?!

– Честное слово, – засмеялся и Максим. – Моему отцу подшестьдесят, он родился в восьмидесятых годах прошлого века. Отец Антона –примерно тогда же. В те времена на совсем маленьких мальчиков напяливаликакие-то нелепые одежки, что-то вроде девчачьих платьиц. Неужели у твоего отцане сохранилось фотографических карточек?

– Откуда, каким образом? – вздохнула Рита. – Мой отецговорил, что, когда он спасался из Одессы, у него из всего имущества был толькоревольвер его убитого друга.

– Да, извини, я забыл, – с раскаяньем сказал Максим. – Моямама смогла сохранить только венчальный снимок своих родителей – на крыльцецеркви в их бывшем имении. Но отец Антона переехал во Францию еще перед войной14-го года, когда его родители получили тут наследство (ведь мать моего друганаполовину француженка), поэтому им удалось спасти все фамильные реликвии, отфотографий до бриллиантов. Они богаты и, честно говоря, здорово поддерживалимоего нищего отца, когда он добрался до Парижа: так же, как твой, на одном изпоследних пароходов, только из Новороссийска, а не из Одессы. Они сосваталимоему отцу мою матушку, и обе семьи начали ожидать прибавления. Тут онивспомнили старую клятву: поженить своих детей.

– Погоди, я что-то не поняла… – нахмурилась Рита. – Ты с кемсобираешься венчаться?

– Да с тобой, с тобой, успокойся! – захохотал Максим. – Мыведь с Антоном существа однополые. Он годится мне только в шаферы. Вот если бывместо него у Валуевых родилась девочка, тогда дело было бы посложнее. Родителинастаивали бы, чтобы я женился на ней. И как мы вышли бы из этой ситуации, дажене знаю.

– Ну, наверное, мне пришлось бы ее убить, – задумчивопробормотала Рита.

Ее слова почему-то привели Максима в неистовый восторг.

– Правда убила бы? – спросил он, приподнявшись на локте.

– Конечно, – она смотрела ему в глаза спокойно, не мигая. –Ведь я могу любить только тебя.

– Я тоже, – прошептал он, внезапно охрипнув, и онинемедленно начали доказывать друг другу, что любят, любят, любят: она – толькоего, а он – только ее, и так будет всегда, во веки веков, аминь…