Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - Иван Кривушин

Палачи, в том числе и высокопоставленные, не пытались скрыть свои преступления, даже, наоборот, нередко афишировали свои «подвиги». 22 июня у холма Казирандимве в Бисесеро интерахамве поймали известного торговца тутси Ассиеля Кабанду. Мика Мухимана, советник сектора Гишьита, в присутствии министра информации Нийитегеки и бургомистров Гишьиты и Гисову отрубил Кабанде голову и отрезал у него гениталии. «Его череп проткнули штырем через уши и унесли двое мужчин, каждый из которых держал один конец штыря с черепом посередине. …голова Кабанды затем была выставлена в лавке Мики в Гишьите. Гениталии же повесили на штырь…»[659]

Неожиданное для многих «превращение» хуту из мирных граждан, прежде всего крестьян, в убийц стало фактом, который признавали как жертвы геноцида, так и сами убийцы. Участник резни в приходе Кибехо рассказывает: «Действительно, у нас не было никакой жалости. Если тутси не погибал от гранаты или ружейного выстрела, мы приканчивали его дубинами или мачете. Я видел старух, юношей и девушек, мужчин и детей тутси, которые смотрели на нас и умоляли пощадить их. У нас не было больше жалости к ним. У нас не было жалости ни к одному тутси. Я забыл, что многие из них до того были моими друзьями. В поисках какого-нибудь мальчика тутси, чтобы убить его, я прыгал по трупам, у которых не было либо головы, либо ног. Кровь текла рекой. Мы убивали тутси, как убивают змей. Сначала мы разбивали им голову. Тутси было так много, что их истребление заняло целый день. Ни один тутси не спасся в тот раз»[660] (курсив мой. – И. К.). «Мы пели, кричали и радостно вопили, – вспоминает участник резни в церкви Ньяматы. – Количество трупов делало нас счастливыми. Некоторые использовали песты[661], но я предпочитал мачете: сначала бьешь по ахиллову сухожилию, затем по поднятым рукам и, наконец, по голове. Из 3 тыс. человек, находившихся внутри церкви, сбежали, может быть, пятеро. Это заняло у нас шесть с половиной часов, и мы действовали тщательно и систематично. У нас была одна задача, и мы выполнили ее. Я был горд. Мы пили пиво и ели, даже говядину… Я изменился. Я был счастлив»[662] (курсив мой. – И. К.). А вот свидетельства участников резни в Ньярубуйе: «Я прежде никого не убивал. Все это поразило нас, будто безумие. У меня прежде никогда не было никаких психических проблем. Мы планировали убить тутси, и в наших мыслях было лишь одно – убивать тутси. После всей этой резни в церкви показалось, будто мы совершили что-то ужасное. Я удивлялся, как это пришло мне в голову»; «Это было, как будто нами овладел Сатана. Когда Сатана использует вас, вы теряете разум. Мы были как бы не в себе… я не думаю, что я был нормальным. Вы не можете быть нормальным и начать резать людей без всякой причины. На нас напал Дьявол. Это было время ненависти. Наши головы были в горячке. Мы были животными»[663].

Многие объясняют это «превращение» внешними факторами. Первый из них – пропаганда этнической ненависти экстремистскими СМИ: «Вот почему маленькие хуту, которые не были плохими, – считает тутси Жон Матесе, – стали плохими. Их к этому подвигли, их заставили бояться того, что тутси идут убить их»[664]. «Они [журналисты] продолжали говорить, – вспоминает один милиционер, – что все повстанцы, иньензи, нынешний РПФ, – это тутси. Именно тогда возникла ненависть, и когда вы встречали каких-нибудь тутси, вам казалось, будто это ваши родичи, которые хотят убить вас»[665].

Вторая причина – приказы местных властей. «Мы, – вспоминает одна монахиня из монастыря в Сову, – спрашивали его [полицейского офицера], почему он убивает наши семьи. Почему? Он ответил, что ему приказали не убивать ни одной монахини, но все остальные должны умереть»[666]. «Нам сообщили, – свидетельствует один из участников резни, – что президент был убит тараканами. Они сказали: “Иньензи – это тутси среди вас, и они прячутся в соседнем буше. Устройте охоту на них и убейте их, или они поработят и убьют хуту”… И все представители власти говорили то же самое, поэтому я думал, что это должно быть правдой»[667]. «Я забил до смерти двух женщин и одного мужчину, – признавался другой. – Меня вынудили забить их до смерти бургомистр и армия. Я не чувствую себя хорошо от того, что я сделал. Я плохо сплю. Я много думаю, когда сплю. То, что я делал, было плохо, но из-за правительства мы были вынуждены делать это. …я сделал это неосознанно. Коммунальные советники показали нам, как убивать и где убивать»[668].

Многие другие убийцы также утверждали, что участвовали в резне не по своей воле, а из страха перед репрессиями со стороны властей. «Указание сверху, – сообщает Франсуа-Ксавье Сибомана, крестьянин из Кибунго, – было передано местным руководителям, советникам. Эти советники имели списки тутси, которых следовало убить. Они просто организовали своих подчиненных. Главари партии и милиции собрали всех мужчин деревни. Нам сказали, что у нас есть задача. Нам дали список людей, которых следовало убить. Если нам встречался кто-то из этого списка, мы должны были убить его»[669]. «Я убивал, – объясняет он, – потому что меня заставили. Либо я должен был делать это, либо убили бы меня самого. Многих убили за то, что они отказались убивать. Мы должны были являться лично. Мы убили несколько человек, но совместно. Я знал некоторых из них. Они были соседями. не заслуживал смерти. Он был старым человеком. Мы расправились с ним дома: вытащили из спальни и убили в гостиной. Эмманюэль ударил его первым. Он был предводителем милиции. Что касается меня, то я стоял и смотрел. Я ничего не мог сделать»[670]. «Мой начальник, – заявил журналистам и французским военным один полицейский в Ньягурати, – послал меня сюда как раз для этого (уничтожения “сообщников” РПФ. – И. К.). Он сказал мне, что все тутси были плохими»[671]. «Я убил, – вспоминает 41-летний крестьянин Самюэль Каремера о событиях 13 апреля в коммуне Мурамби, – троих, мужчину и двух женщин, большой дубиной… Они были моими соседями. Я хорошо знал их»[672]. По его словам, он поступил так, выполняя приказ бывшего бургомистра Гатете, который заявил: «Убейте всех, кто не является членом НРДДР и КЗР, а также убейте всех тутси»[673]. «Поэтому, – поясняет Каремера, – мы должны были делать это, или нас убили бы самих как предателей или сторонников тутси»[674].