Дорогая буква Ю - Игорь Шестков

Остается в России — и получает свой мученический венец.

Или — значительно чаще — становится подпевалой властей.

Печально и тривиально то, что весь этот цирк повторяется и повторяется заново «от Курбского до наших дней». Заезженная пластинка.

* * *

Я в Германии — вначале отказался от русского языка, решил его забыть. Около 10 лет его практически не использовал. Не интересовался русскими делами, на родину не ездил.

Потом начал писать эссе про искусство — на немецком. Разумеется, тексты мои правили друзья.

Затем осознал-таки, что на немецком пишу примитивно. Пришлось вспоминать русский.

Русскую прозу я начал писать в Германии только в 2004 году, на 14-м году эмиграции. От скуки, честно говоря. Жил тогда один в районе Тиргартен, все осточертело, видеть никого не хотел, начал кропать рассказики.

Если бы я стал писателем на родине, никогда бы не уехал. Ну разве что после тюремного срока — если бы новый срок грозил. Разве можно уезжать из Тулы любителю самоваров? Россия — полигон, остров доктора Моро. Интереснейшее место для исследователей всех видов человеческой деструкции… для ловцов жутких сюжетов.

Плохо только то, что Россия, как магнит, все равно перетянет любое малое зло на себя — и докажет, что она — зло куда более страшное и большее. Так она отнимает у русского писателя свободу творчества — ВЫДАВЛИВАЕТ нас и наши тексты — в форматы обличительной литературы. Закрывает пути для русского классического романа, русского психологического романа, русского детектива, триллера, хоррора, любовной истории…

Потому что на фоне РУССКОЙ ПРАВДЫ — все это будет выглядеть и выглядит как надуманное вранье или фантазерство. Даже Евгений Онегин.

* * *

Рассказ «Красная папка».

Это окончание цикла, который начался рассказом «Ужас на заброшенной фабрике». Некоторые тайны тут раскрываются — другие, наоборот окутываются непроницаемым туманом…

Этот цикл — попытка разговора об очень сложных вещах — веселым, легким и ироничным языком развлекательной литературы. Мистическое пространство с его обитателями тут — как и в других моих рассказах — только необходимое расширение, дополнение нашего обычного, скудного на чудеса мира. В его недрах разрешается то, что иначе, в реале, не может разрешиться.

* * *

Рассказ «История с самолетом».

Речь тут идет, как и во многих других моих текстах, о Лимбе. О том, как человек, не понимая этого, попадает в Лимб. Туда, где уже нет жизни, но еще нет смерти.

У Амброза Бирса есть рассказ, в котором герой — приговоренный к смерти и повешенный на мосту южанин — совершает путешествие по Лимбу. Ему кажется, что он сорвался с петли и выплыл, спасся. И он идет домой. По безлюдному волшебному лесу. Несколько секунд, прошедших между его повешеньем и его смертью, растягиваются в часы. И вот… он уже видит свою любимую жену… бросается к ней, хочет прижать ее к груди. Но смерть вырывает его из фантомического мира.

Мой герой тоже против воли попадает в серединный потусторонний мир… Но его путешествие по нему продлится несколько дольше. Смерть не отпускает его, а является ему в различных масках… играет с ним.

* * *

Рассказ «Чемодан».

В этом тексте воспроизведен еще один вариант постапокалипсиса — мягкий. Может быть потому, что тут описан не «закат Европы», а всего лишь закат лирического героя… и все ужасы мира внешнего — возможно — только проекции его страхов.

В результате используемый в качестве мишени, поставленный на попа, чемодан, превращается в зловещую дверь, в ворота в ад. Из-за которых доносятся проклятия исступленных демонов.

Или это стоны совести, сожаления о неправильно прожитой жизни? Или эхо того, последнего ужаса… разрыва пространства… и остановки времени.

* * *

Рассказ «Крысолов».

В этом тексте я наконец решился описать то, что много раз видел в страшных дневных видениях (например на лекции по матанализу в большой аудитории на 16-м этаже МГУ) и кошмарных снах — гигантское поле грязи и пепла. Руины, руины, руины, зловещие овраги, холмы из мусора. И крысы. То, что осталось от моего любимого города после тотального уничтожения русской цивилизации.

Или то, во что она сама себя превратила.

Из текста не ясно, что или кто уничтожил Москву, американские ракеты, оружие инопланетян или гнев божий. Не до конца ясно и — физическое ли это уничтожение или метафизическое.

Для того, чтобы читатель поверил в шестиногих крыс — пришлось вначале потыкать его носом в снег и уличную берлинскую грязь и поучить находить на земле ценные предметы.

Находка перстня с Всевидящим оком и цифрой 2020 — не выдумка. Могу показать.

* * *

Рассказ «Коломбо».

Это криминальная история о художнике, преследуемом за преступление, которое он (вроде бы) не совершал. Основана на реальных событиях, мелкие подробности которых мне пришлось изменить.

Я был лично знаком со всеми действующими лицами этого рассказа и ручаюсь в достоверности характеров.

Самая главная тайна рассказа заключается однако не в том, виновен или не виновен ли задержанный художник, а в ответе на вопросы:

Как саксонский художник попал на Занзибар?

Как звали рогатую ведьму?

Выжила ли собачонка после удара об стену?

Кто испытал космический оргазм?

Какой камень добывали на Лисьей горе?

Разбудил ли неонацистов визг Хайди?

Кто заплатил гонорар адвокату?

Почему носороги не упали?

Почему девочка в синицу превратилась?

Была ли у араба борода?

* * *

О Сатириконе. В этой книге — и только в этой книге — люди показаны правдиво. Без приукрашивания и бесконечного вранья. Какие-то юноши — кочуют, ни черта не делают, воруют, едят, совокупляются… Готовы и на убийство, но трусливы… И в то же время — по-своему очаровательны. Это мы — без лицемерия и притворства омертвелой цивилизации.

Всю жизнь чувствую себя на пиру Трималхиона. И в лупанаре — каким его показал Феллини в одноименном фильме.

* * *

Записал рассказ: «Мальчик, который был чайником».

Текст этот модераторы ПРОЗЫ РУ удалили со своего портала, потому что «Публикация нарушает законы Российской Федерации». Это конечно дикая фантазия и наглый бред.

Этот текст — не порнографическая фотография и не фильм… скорее рисунок на греческой вазе. Формально — пародия на Лолиту (Аллита — Лолита). Адаптация в другую реальность. Парафраз.

Эротическое, явное или неявное приключение моего лирического героя в этом тексте — не есть цель и предмет смакования, а только ворота, открывающие ему путь в мир метафизического ужаса, мир реальных потерь и страшных откровений. О жизни и о самом себе.