Пётр Машеров - Славомир Антонович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не все удавалось тогда из-за принижения роли экономических методов хозяйствования. Отставала социальная сфера. Но в целом обеспечивалось довольно динамичное развитие экономики и культуры, которым Машеров уделял особое внимание. На это способен только талантливый человек, который стремится быть личностью, человек нестандартного мышления. Его одержимость в работе, глубокая эрудиция позволяли успевать и за новостями художественной литературы и периодики. Он много работал над повышением своего образовательного уровня, «поглощал» целые стопки научно-публицистических книг. Вот такой пример.
В один из рабочих дней Машеров попросил подготовить для него следующую литературу: по истории Древней Греции и Рима, юридический справочник, книгу по сельскому хозяйству, «Очарованную душу» Ромена Роллана, избранные произведения М. Шолохова, К. Крапивы.
Он неизменно опирался на коллективный опыт, не поучал, не навязывал своего мнения людям, не стремился «давить» силой своего авторитета. Убеждал не аргументами власти, а властью аргументов, силой знаний и логики. Всегда старался заинтересовать собеседника проблемой, которую считал важной и актуальной, подробно и убедительно объяснял ее значимость. Давал дельные советы, подсказывал, учил и сам учился у людей, по крупицам черпал опыт.
Когда думаю о Петре Машерове, о его режиме - «не щадя себя», мне кажется, что для него всегда продолжался бой... Вспоминается однажды услышанная от него фраза: «Единственная возможность проявить мужество в мирное время — это как можно больше нагрузки и персональной ответственности брать на себя...»
Он всегда был и останется примером именно такого мужества.
Опасна власть, когда с ней
совесть в ссоре.
Уильям Шекспир
После гибели Машерова его фамилия начала замалчиваться: ее запрещалось использовать в официальной печати. Кому и для чего это понадобилось? Откуда и как произрастали корни запрета? Чтобы понять это, нужно окунуться в атмосферу взаимоотношений между членами Бюро ЦК КП Белоруссии, сотрудниками аппарата ЦК, коллегами по работе, в обстановку, царившую там при нем и после него.
Секретари входили в его кабинет свободно, заведующие отделами - по предварительной договоренности, чаще через помощника Крюкова. Любой инструктор, заведующий сектором мог также попасть к первому секретарю, хотя некоторые побаивались. В отличие от отдельных партийных лидеров, Машеров был доступен для рядовых партийных функционеров. Он любил, когда к нему без соблюдения субординации, без специальных вызовов заходили работники аппарата более низкого ранга. От них он получал ценную информацию, которую иногда скрывали секретари, заведующие отделами. Молодые работники не утратили своего романтизма, стремились как-то по-новому решать проблемы. Многие, возможно, хотели обратить на себя его внимание. Счастливые, довольные выходили они из кабинета. Впрочем, просто так сюда люди не шли, знали, насколько он загружен работой.
Машеров как бы со стороны внимательно наблюдал за собой: анализировал свое поведение, следил за манерой держаться на трибуне, среди людей, был очень требователен к одежде. Любил нравиться людям своей интеллигентностью, подтянутостью, стройной фигурой. Слушая собеседника, как правило, сосредоточивался, складывал руки на груди, следил, чтобы никто не заметил, что он в какой-то момент расслабился, допустил оплошность или ошибку. Многие партработники подражали первому секретарю.
В его работе, отношениях с людьми слова «не знаю» не существовало. Он очень много читал. Вечером уйдет домой, а назавтра возвращается с какой-то новой идеей, что-то интересное расскажет. Многие удивлялись: и когда он только успевал отыскивать информацию в разных журналах, книгах? Поэтому и работникам аппарата приходилось посещать библиотеку, перечитывать то, о чем он рассказывал.
Свое личное настроение на сотрудников он не переносил. А если просчеты допускали, - тогда держись! Но у него была изумительная черта: накричит за ошибку на кого-либо, а потом всем своим поведением старается снять инцидент. Никто не слышал, чтобы он бранился нецензурными словами. Вот Сергей Притьщкий, которого тоже уважали, так тот иногда употреблял в спорах «более понятные выражения»…
Машеров страшно не любил, когда ему лгали. Он мог заинтересоваться человеком, но если узнавал об обмане или о том, что его именем спекулируют, — больше этот человек для него не существовал. И в отношении к женщинам был «святым». В беседах с людьми бывал и возбужденным, и веселым, и шутливым, и острым на слово. На заседаниях бюро ЦК он обычно ходил по залу, иногда энергично жестикулируя, но больше стоял, слушая присутствующих. Однажды сделал секретарю приемной замечание за то, что та очень ярко накрасила ногти. Подает С. Степина бумаги, а он глянул на ее руки и строго, не повышая голоса, спросил:
— Что это такое?
Он умел быть строгим…
К сожалению, время тоже накладывает свой отпечаток на характер, стиль работы, поведение каждого человека, в том числе и первого лица.
Раньше многие стремились высказать свое мнение, поспорить с ним, но в последние годы его жизни поняли, что это не всегда приятно ему. Авторитет Машерова уже «горел» на небосклоне его судьбы, а власть в руках была невероятная — по сути, неограниченная, и поэтому на его личные недостатки уже никто и не указывал. Для достижения абсолютной власти ему понадобилось шесть-семь лет.
То, что Машеров говорил, принимали за истину, многие ему поддакивали. А тех, кто высказывал замечания, он уже не выслушивал до конца.
Заседания бюро ЦК всегда были серьезным событием. Те люди, которые готовили его, те, кого сюда вызывали, чувствовали большую ответственность. Заседания проходили два раза в месяц, по пятницам, в 10 часов утра. За каждым членом бюро, ответственным работником ЦК было закреплено негласно свое рабочее место. Скажем, Председатель Президиума Верховного Совета садился за столом по левую руку от председательствующего, за ним — Предсовмина. Напротив них — второй секретарь ЦК и далее — по партийной иерархии. При смене постов те же люди пересаживались в кресла своих предшественников.
Бюро ЦК было сильным мозговым коллегиальным центром. На нем шли напряженная обстоятельная проработка и обсуждение разнообразных вопросов по нескольку часов. Сюда нельзя было идти неподготовительным. Демагогов и «лалашников» здесь не терпели. Надо заметить, многим на заседаниях «хорошо» доставалось. Если речь шла о больших недостатках, Машеров очень злился, иногда срывался. Его продолжительные, хотя и глубокие, выступления иногда надоедали, но он никогда не говорил глупостей.
На одном из заседаний бюро утверждали членов коллегии Министерства строительства. Заведующий отделом дал наилучшую характеристику молодому мужчине. Но жесткий и принципиальный А. А. Смирнов, который занимал тогда должность председателя партийно-государственного контроля, доложил:
— Работник он хороший. Но недели две назад заснул в сквере перед обкомом партии. Почему заснул, думаю, объяснять не надо. Не на работе
